Согласно методологическим исследованиям истории промышленных революций, проектирование как вид деятельности возникает в Англии около 1700 годов. К началу ХХ века, оформившись за два столетия в технологию мышления, оно уже представляет вполне массовую деятельность, особенно в виде проектирования инженерного и архитектурного. Как новый тип деятельности, проектирование входит в систему разделения труда явным и несомненным плюсом: возможностью создавать типовые, т.е. идентичные изделия в любом предзаданном количестве, а следовательно и возможностью последующей промышленной сборки сложных конструкций/сооружений различного назначения.
Дизайн первой половины ХХ века и вместе с ним Баухауз возникают вовсе не как оппоненты "бездушному" массовому производству - мифу, культивируемому для внутрипрофессионального употребления, а как антитеза проектированию, занявшему лидирующее место в системе разделения труда. С этой, системодеятельностной, точки зрения на переломе XIX-XX веков большинство продуктивных деятельностей оказываются "внутри" проектирования, и производство в этом плане не исключение. Но при своем масштабировании, оцениваемом социально-экономически и гуманитарно, проектировочная деятельность обнаруживает в преддверии очередной, третьей, промышленной революции скрытые до того минусы.

Действительно, возможность производить в опоре на проектирование неограниченное количество типовых изделий вносит "неожидаемые" дисбалансы в разного рода рынки и в предметную среду в целом. Во что и оказался вскоре погружен практически весь западный мир. В этой ситуации и на этом фоне и возникает Баухауз.
Его ведущая идея состояла в превращении отмеченных минусов проектирования (проектирования, по мнению лидеров раннего дизайна, ставшего "орудийным подспорьем" производства) в плюсы (в обращенность проектирования к нуждам общества и к его предметной среде). Рабочее решение негативной по Баухаузу ситуации - минимизировать минусы проектирования и максимизировать плюсы - в конце концов, вылилось в идеологию и утопию тотальной архитектуры (В,Гропиус, 1955). Исторический же взгляд на промышленные революции как на механизмы глубинных и повсеместных изменений указывает на важнейшее обстоятельство реалистичности такого рода воззрений: на необходимость в новом типе деятельности и, главное, на ключевую роль данного типа в системе разделения труда. Гропиус и Баухауз, ни много, ни мало, были намерены создать в образе дизайна подобный тип деятельности(2).

В мире, охваченном кризисом, поиск антикризисных инструментов велся с разных сторон, и велся он различными социальными, политическими и профессиональными движениями и отдельными группами. Но именно нарождающееся дизайнерское движение оказалось наиболее чувствительным к наименее заметным механизмам кризиса. И наибольшую чувствительность продемонстрировал Баухауз. Тем не менее, заслуга Баухауза не исчерпывается психологией (творческой атмосферой, предвидениями и озарениями, которые играет здесь по умолчанию свою роль). Важнее другое: не индивидуальные или коллективные психологические факторы, а проектно-методические средства и приемы, возможные к анализу, изучению и передачи другим дизайнерам-проектировщикам, в том числе последующих поколений. На что и был нацелен Баухауз.

Длительная эксплуатация одной идеологии неизбежно истощает свое ресурсное основание. В данном случае таким основанием, без какой-либо натяжки, выступало подвижничество, укорененное в дизайнерском движении. В первой четверти века движение было чрезвычайно деятельным и имело весьма широкий спектр устремлений. И все же Баухауз заметно выделялся на этом пестром фоне, внося в него особый пафос, исходящий от идеологии социально- и гуманитарно-ориентированного проектирования и задающий, тем самым, различной глубины горизонты жизнестроительства.
Действительно, Северная Европа (Англия, Нидерланды, Германия…) в начале ХХ века демонстрировала в этом плане высокую плотность профессиональных контактов и коммуникации(6). Данная плотность не только способствовала интенсификации проектных поисков, но и определенное время компенсировала отсутствие исследовательской компоненты у представителей того или иного направления ("Де Штайль", Веркбунд…).

Этот вопрос, пожалуй, самый спорный, поскольку в данном случае необходимо подвергнуть пересмотру, казалось бы, навсегда утвердившуюся точку зрения на значение Баухауза для современного "мира искусства" (не только промышленного). Значение приписывается новаторству в плане формообразования: провозглашению прямой связи формы и функции, замыканию формы на функцию, в том числе "чистой формы" на "чистую функцию". Пересмотреть значение (без его отбрасывания) имеет смысл также в рамках системы разделения труда, перестроенного второй промышленной революцией.
Одной из важнейших задач проектно-методических разработок Баухауза, нацеленных, как отмечено выше, на преобразование мира, выступила радикальная трансформация художественной оптики в оптику собственно проектную. Мало сказать, что эстетика в Баухаузе перестала предшествовать образным поискам и стала играть роль, подчиненную форме и функции (В.Папанек, 2004). Следует сказать больше: эстетика, будучи вытеснена с переднего края мастерских и лабораторий Баухауза, импортируется им из экспериментов художественного авангарда. Импортируемой эстетике отводится сугубо служебная роль - оправдывать форму проектных и конструкторских продуктов, обусловленных, а то и детерминированных проектно-методическими приемами.

Разделение труда включает в себя три уровня: социальное разделение, экономическое и собственно технологическое (М.Вебер,1925; П.Щедровицкий, 2016). Возникновение проектирования как нормированной деятельности (а не столько, как ранее, искусности и мастерства отдельных личностей) возможно только вслед за социальным и экономическим разделениями. Так свидетельствуют история и теория. В рамках же проектной идеологии Баухауза все три уровня могут и должны быть спроектированы. Череда социальных революций начала века, прокатившаяся по Европе вслед за российскими, казалось бы, утверждает правоту идеологии Баухауза. Историческое назначение социальных революций как масштабных проектов-деяний вносит чаемые коррективы в сложившуюся систему разделения труда, в воззрениях Баухауза далекую от совершенства. Действительно: дизайну в ней нет места! Таким образом, по Баухаузу, явно наличествует не только социальная несправедливость, но и корпоративно-профессиональная(13).

Подобная проблема перед ВХУТЕМАСом не стояла. Перед ним вообще не стояли значимые - исторически, социально, экономически - проблемы, если не считать множества бытовых тягот. Будучи оба до известной меры сходства государственными учреждениями, Баухауз и ВХУТЕМАС в различной степени зависели от государственного участия. Для ВХУТЕМАСа это участие было всеобъемлющим, чего нельзя сказать о Баухаузе. Последний все же с различными оговорками находился в рыночной среде. А рынок - это не что иное, как другая сторона социального, экономического и технологического разделения труда. И эта сторона только с определенной долей условности является естественноисторической. Условность в том, что наряду с "исторической предопределенностью" она включает в себя феномен предпринимательства (Й.Шумпетер, 1912). И как бы ни была статистически мала его доля, именно предпринимательская активность в условиях промышленных революций определяет направление векторов развития и модернизации.
Баухауз, не являясь "чистым" типом предприятия, все же должен быть отнесен к типу предпринимательской институции. Институциональные обстоятельства ВХУТЕМАСа ни в коей мере не допускают подобной трактовки(14). Несомненно, учрежден ВХУТЕМАС в порыве революционного оптимизма и романтизма учредителей.

Но это странный оптимизм, исходящий из не менее странной в своих основаниях веры в возможности государства в целях модернизации планировать динамику "трудовых ресурсов"(15)не менее, а то и более эффективно, чем это возможно в исторической динамике деятельности и при самоорганизации общества. Сопоставление Баухауза и ВХУТЕМАСа еще не дает на почве дизайна достаточно отчетливой картины различия двух моделей модернизации, соответственно, предпринимательской и административной (П.Щедровицкий, 2016). Дизайн начала века пока ищет собственные организационные формы в виде предстоящих ему независимого дизайна и стафф-дизайна второй половины столетия (В.Глазычев, 1970). И все же было бы крайне любопытно разглядеть на материале Баухауза и ВХУТЕМАСа зародыши двух данных моделей, позднее проросших в примерах Оливетти и ВНИИТЭ (ярких иллюстраций модернизации в различных социальных и экономических мирах) и, тем самым, проследить до наших дней расходящуюся логику эволюции мирового и российского дизайнов(16).

05 ноябрь 2018