Мы начинаем наше рабочее совещание по теме «Коммуникация и взаимопонимание в коллективной мыследеятельности: логические, лингвистические, психологические аспекты».
Это совещание является шестым из числа тех, которые мы проводим по программе «Анализ техники решения сложных проблем в условиях неполной информации и коллективного действия», и вторым по теме «Коммуникация и взаимопонимание».
Наши цели в этой узкой области остаются прежними – теми, которые мы ставили полтора года назад: во-первых, определить пути, средства и методы онтологического представления коммуникации и процессов понимания и, во-вторых, наметить возможные научные и технические предметы изучения коммуникации и процессов понимания. Вот эти два момента – с одной стороны, онтологии и онтологические схемы, с другой стороны, предметы и предметная организация мышления и деятельности – будут для нас решающими в ходе всей дальнейшей работы. Наверное, это единственное требование, которому должны удовлетворить все, кто принимает участие в этом совещании: различать онтологические построения и предметное мышление и предметную деятельность.
Само это наше совещание будет по структуре двойным, и вы потом можете сравнить тот регламент, который я сейчас намечаю, с тем, что написано здесь в программе. Мы, с одной стороны, будем вести дискуссию и обсуждение по теме «Коммуникация и взаимопонимание», с другой -проведем в среду организационно-деятельностную игру, для чего разделимся на профессионально-предметные группы. Таких групп в программе намечено семь. Это логики, философы, лингвисты, психологи, педагоги, системодеятельностники и есть группа просто дилетантов, или интересующихся.
Сначала все эти группы проведут внутригрупповое обсуждение – с тем, чтобы как-то наметить и представить себе свою профессионально-предметную позицию; на это уйдет примерно 45 минут; потом эти позиции будут здесь представлены именно как разные профессионально-предметные. Потом мы проведем общее обсуждение этих точек зрения и представлений, попытаемся выработать понимание чужих точек зрения и свести это все к какому-то единому представлению; это образует как бы нижний слой нашей работы по теме. А затем, на следующий день, в четверг вечером, мы проведем междисциплинарный и предметный анализ этих попыток коммуникации и взаимопонимания, постараемся выяснить – быстро, по ходу дела, – что может сказать каждый представитель специальности, имея дело с простыми примерами коммуникации и взаимонепонимания. Ну а дальше будем намечать программу разработок по теме «Коммуникация и понимание».

Но все равно, несмотря на такие тесные сближения, несмотря на утверждение, что мышление есть всегда речевое, языковое, принципиально знаковое мышление, все то, что я сказал о коммуникации, остается в силе, поскольку не надо смешивать друг с другом коммуникацию как таковую и речевую или языковую формы. Это разные вещи. Коммуникация есть вроде бы особого рода предмет, который мы создаем, и утверждение, что мышление всегда осуществляется в речевой, языковой или знаковой форме, отнюдь еще не означало, что анализ коммуникации и анализ мышления тождественны.
А вот теперь я говорю нечто принципиально иное: с тех пор как в середине 70-х годов мы начали менять свою стратегическую установку и, вместо того чтобы прорываться сквозь коммуникацию и идти к мышлению, стали все больше и больше внимания обращать на саму коммуникацию, – вот после этого мы пришли к пониманию того, что вне коммуникации вообще, по-видимому, не существует никакого мышления и – я бы дальше продолжил эту мысль – вообще никакой деятельности. И вот это – уже очень важный и принципиальный поворот. по сути дела, прямыми следствиями из этого тезиса являются следующие утверждения.
Абстракция деятельности как таковой является слишком сильным переупрощением реального положения дел. Нет и не может существовать никаких единиц деятельности, не содержащих внутри себя коммуникаций и не выражающихся в них.
И дальше. Нет и не может быть, по-видимому, никаких единиц мышления, не содержащих внутри себя коммуникаций и не выражающихся в этих коммуникационных процессах.
Иными словами, коммуникация в этой новой ориентации стала самым главным внутри самого мышления, поскольку оно коллективно, и внутри деятельности, поскольку она точно так же коллективна. И это уже означало такой резкий и принципиальный поворот всех исходных онтологических схем, который, по сути дела, принципиально менял как объект, так и предмет исследований.
Вот такой поворот произошел у нас сейчас, и поэтому обсуждение темы коммуникации и понимания друг друга не является одной из частных факультативных тем, как бы лежащих на периферии по отношению к тематике мышления и деятельности – наоборот, оказывается, что тема коммуникации и понимания образует сердцевину и суть, самое главное в том, что мы до сих пор рассматривали как мышление и деятельность.

И отсюда – невероятно значимый для нас тезис: предмет есть не проекция объекта, предмет есть определенная система деятельности, или, точнее, определенная система мыследеятельности, или мышления и деятельности, замкнутых друг на друга.
Для того чтобы провести систематизацию предметов и выйти на представление объекта, нужно, в точном соответствии с тем, как К.Маркс характеризовал диалектический метод, прежде всего снять мыследеятельную обертку с содержания, т.е. реконструировать ту совокупность средств, процедур, способов и форм организации разнородных образований, которые и составляют каждый предмет, провести критику его с целью выявления значимого для отношения этих предметов друг к другу содержания и этим особым образом, вне предмета, систематизировать это содержание и постараться его собрать. Вот эта идея и задает первый этап работы.
Что это означает в переводе на ситуацию, которую мы сейчас имеем, и тему «Коммуникация и взаимопонимание»? Это означает, что мы должны взять ту же самую логику, лингвистику, социологию познания, психологию мышления, педагогику воспитания и обучения, или передачи знаний, провести соответствующую системную мыследеятельную критику всех этих предметов и вычленить то содержание, которое могло бы у них относиться к процессам коммуникации и взаимопонимания.
Вот для того, чтобы мы могли использовать результаты этой критики, нам нужны специфические схематизации (я еще вернусь к этому), в которых мы могли бы фиксировать результаты нашей критики. Это и есть то, что мы называем онтологической картиной. И первоначально онтологическая картина, и это очень мне сейчас важно, выступает как своего рода рисованный агрегат. Я повторяю это главное утверждение: онтологическая картина на первом этапе представляет собой рисованный агрегат.
Я вспоминаю здесь точную, меткую критику, когда то, что мы делаем, было в шутку названо «методологической живописью». Я с большим удовольствием принимаю этот тезис.
В ходе понимающей методологической работы, производящей схематизацию живого содержания разных предметов, именно живопись является главным и решающим моментом. Онтологическая картина в своих исходных формах является рисованным агрегатом. Она нелогична. Она герменевтична. Она существует и держится как стяжка за счет очень сложных интенциональных процедур работы нашего понимания.

Итак, заканчиваю этот кусок и резюмирую его. Чуда пока что не было на мой взгляд, его никогда не будет. Если мы хотим представить коммуникацию и понимание как объект, а затем предметизировать это, то нет для нас другого пути, кроме систематического, методически строгого выполнения методологических правил конструирования. И вроде бы здесь путь достаточно ясно намечен уже с 60-х годов, получен целый ряд важных результатов.
Это прежде всего критика и схематизация существующих предметов, построение модели-конфигуратора; мы сейчас накопили достаточно много результатов, в частности по линии пространственной организации знаний. Вроде бы эти пространственные схемы и есть то, что задает нам понимание как таковое, вот здесь ключ к анализу процессов понимания. Есть жесткая процедура систематизации существующих предметов, затем соответствующей конструктивной проработки первоначальных рисованных схем, предполагающей целый ряд ретроспективных – относимых в культуру – отношений и прожективных отношений – на проектирование и программирование новых исследований и построение соответствующих предметов с учетом существующего ныне разнообразия их типов.
Вот в чем я вижу цели нашей работы, путь, который мне представляется сегодня единственно мыслимым, единственно возможным. Может быть, я ошибаюсь, и поэтому дискуссии по этому поводу нам полезны.
Теперь несколько слов о самой этой схеме мыследеятельности, которая предлагается мною в качестве основания для конфигурирования, в качестве исходной точки для такой конструктивной проработки.
Я уже говорил, что эта схема, полученная в 1980 г. в результате Игры-3 в Новой Утке, представляется мне невероятно мощной. Ничего более мощного мы не имели, несмотря на то, что схемы воспроизводства деятельности, процессов культуры тоже очень мощны. Мне кажется, что эта схема, содержащая в виде основного стержня процесс коммуникации, вроде бы разрешает стародавние проблемы чистого мышления и мыследеятельности, проблемы, занимающие философов 2,5 тысячи лет.
Я бы выделил сейчас верхнюю часть схемы (рис. 1). Смысл этой схемы : имеется сеть коммуникаций, есть два позиционера, 1 и 2 (это коммуниканты), один – производящий текст, другой – принимающий его, затем имеются рефлексивные позиции, их, как правило, бывает много, затем есть позиция 3 и позиция 4 – позиции человека, стоящего перед доской и рисующего фигурки, т.е. человека, осуществляющего чистое мышление. Эти фигурки, формулы, уравнения, чертежи развертываются по определенным правилам, по определенной логике. И то, что происходит на доске, образует действительность чистого мышления.

Логик, как и нормировщик, начинает склеивать тексты речи с соответствующими идеальными объектами, создает правила такого сведения, где текст речи точно соответствует развертыванию идеальных объектов. Поэтому ответить на вопрос о том, на что же теперь направлены логические правила и логика как особое нормативное представление – на речь-язык или на объекты – нет возможности, и все логики колеблются между этими двумя, по сути дела, проекционными трактовками. Проекционными – потому что им нужна единая нормировка, совокупность правил. Если мы начинаем рассматривать логику как чисто объективную, не учитывая технического задания, или же начинаем рассматривать только чисто техническое задание, но не учитываем при этом двухплановость мышления, то мы каждый раз приходим к скептическому утверждению такого рода: логика имеет в качестве своего предмета язык, правильно построенный, или логика имеет в качестве своего предмета идеальный объект.
Очень интересен еще вопрос о симметричности и асимметричности сети коммуникаций. Это проблема, на мой взгляд, первостепенной важности для нашей схемы (рис. 1), поскольку слева мы имеем процедуру выражений для идеальных объектов, текстов речи, а справа – процедуру реконструкции идеальных объектов через понимание текстов речи. И я утверждаю, что все системы языка были ориентированы на обеспечение и организацию понимания. Вообще, традиционная лингвистика и все системы языка никакого отношения не имеют к построению высказывания, они имеют отношение к пониманию смысла высказывания. Логика высказывания (текста) соответствует правилам оперирования с идеальными объектами, а язык обеспечивает процесс понимания текстов речи или конструкцию идеальных объектов, соответствующих текстам. А так как второе всегда сложнее, то отсюда невероятная сложность языковых построений.
Я остановлюсь на еще двух важных пунктах. Эта же схема за счет определенного соотношения позиционеров, выражающих движение идеальных объектов, и соответствующих рефлексивных позиций, с одной стороны, и за счет связки позиции понимающей и позиции рефлексивной, с другой стороны, разрешает традиционную проблему формы и содержания.
Суть подхода состоит в том, что процесс понимания никогда не дает нам содержания. Понимание должно фиксироваться в категории смысла. Между содержанием и смыслом существует столь же значимое различие, как между смыслом и значением.