главная о лаборатории новости&обновления публикации архив/темы архив/годы поиск альбом
Виталий СААКОВ, рук.PRISS-laboratory / открыть изображение Виталий СААКОВ, рук.PRISS-laboratory / открыть изображение БИБЛИОТЕКА
тексты Московского методологического кружка и других интеллектуальных школ, включенные в работы PRISS-laboratory
Щедровицкий Георгий Петрович, 23.02.1929 — 03.02.1994, философ и методолог, общественный и культурный деятель. Создатель научной школы, лидер основанного и руководимого им на протяжении 40 лет Московского Методологического Кружка (ММК) и развернувшегося на его основе методологического движения. Разрабатывал идею методологии как общей рамки всей мыследеятельности. Щедровицкий Георгий Петрович
виталий сааков / priss-laboratory:
тексты-темы / тексты-годы / публикации
 
вернуться в разделш библиотека  
     
  г.п.щедровицкий
К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании
  IIIIIIЗадачи семиотики и предпосылки, необходимые для ее разработки
IIIIIIО методе историко-критической реконструкции понятия знака
IIIIIIПонятие знака как органическая система
   
   
  смотри здесь также:
Виталий Сааков. К ОЦЕНКЕ СЕМИОТИЧЕСКИХ, ИНЖЕНЕРНЫХ И АНТРОПОТЕХНИЧЕСКИХ РАЗРАБОТОК СХЕМАТИЗАЦИИ, предложенной в тексте Г.П.Щедровицкого "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании"
 
   
К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании
источник:
Фонд Георгия Петровича Щедровицкого:
http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/26
    текст в формате Word текст в формате Word
I Задачи семиотики и предпосылки, необходимые для ее разработки
1. Вряд ли сейчас нужно специально доказывать, что проблема знака имеет исключительно важное значение для всех наук, связанных с анализом человеческой деятельности, - логики, психологии, языкознания, антропологии, педагогики и др.; понимание этого уже достаточно распространилось и скоро, очевидно, станет общим местом.
Было бы неправильным объяснять этот факт развитием одних лишь теоретических представлений; скорее он обусловлен тем, что сама производственная практика оказывается все более зависимой от понимания природы знаков.
Машинный перевод, а потребность в нем становится все более настоятельной, на сегодняшнем этапе требует перестройки знаковых текстов, преобразования их к такому виду, который "подходил" бы современным переводящим машинам; а отсюда, естественно, появляется уже собственно теоретический вопрос: в какой мере и как можно менять знаковую форму, не затрагивая нужного для перевода смысла?
Практические задачи рационального построения химической номенклатуры, легко переводимой в структурные формулы, приводят к специальным теоретическим исследованиям разнообразных языков химии.
Постоянно сталкивается с проблемой знака педагогика: ведь основной момент при обучении мышлению - это включение в деятельность ребенка определенных знаковых средств и способов деятельности с ними.
Поэтому в психологии и теории педагогики совершенно закономерно ставится вопрос: какими путями и с помощью каких методов можно обеспечить наиболее быстрое и эффективное усвоение людьми знаковых систем и как должно меняться само обучение с изменением типа знаков. Но, чтобы дать решение этих проблем , нужно предварительно выяснить, что такое знак и каковы его основные типы.
И это - вопрос, к которому приходят сейчас со стороны самых различных сфер производства.
2. Но практические потребности обусловливают лишь сам факт выдвижения проблемы на передний план. А способ, каким она ставится и решается, определяется прежде всего ходом развития теоретических представлений в науке. То состояние проблемы знака, с которым мы имеем дело сегодня, явилось результатом взаимодействия и пересечения нескольких различных линий, наметившихся с конца ХIХ и начала ХХ столетия.
Главнейшими среди них были, по-видимому, следующие(1):
1) Линия философско-психологического исследования знака, идущая от Г.Фреге и Э.Гуссерля через Вюрцбургскую школу психологии мышления к работе К.Бюлера "Теория языка".
2) Линия "формальной" трактовки знака, подготовленная работами школы Д.Пеано, ранними работами Б.Рассела, А.Уайтхеда и Л.Витгенштейна, получившая наиболее резкое выражение в логико-математических работах Д.Гильберта и затем развитая на более широком материале и с новыми моментами Венским кружком, Варшавско-Львовской школой и др.
3) Логико-психологическая трактовка знака у Ч.Морриса, пытавшегося синтезировать указанные выше направления.
4) Логико-философское направление, идущее от Дж.Мура, через позднего Л.Витгенштейна к современным представителям философии "лингвистического анализа".
5) Психологическое направление Л.С.Выготского, в котором знак рассматривался как средство (или "орудие"), включающееся в поведение индивида и перестраивающее его.
6) Линия структурно-лингвистического анализа знаковой функции, подготовленная работами Ф. де Соссюра и получившая наиболее резкое выражение у Л.Ельмслева и Х.Ульдалла.
7) Линия "содержательного" лингвистического исследования знака у В.Порцига и Л.Вайсгербера, для которых главным в проблеме было исследование "значения".
Уже сам факт обилия всех этих направлений говорит о том, что проблема знака еще очень далека от разрешения. И действительно, ни одной из перечисленных линий исследования не удалось построить сколько-нибудь удовлетворительной (т.е. непротиворечивой и достаточно полной) теории знака и вместе с тем обеспечить решение тех практических задач, которые сейчас стоят.
И, на наш взгляд, такой итог можно легко объяснить и обосновать характером существующих концепций; ведь все они берут знак только с какой-нибудь одной или, в крайнем случае, двух, трех сторон и не имеют средств и методов для того, чтобы рассмотреть другие его стороны. С точки зрения истории исследований это вполне естественно. Ведь в каждой из перечисленных выше наук - в логике, психологии, языкознании, антропологии и др. - знаки выступали не в качестве самостоятельного предмета исследования, а лишь как внешний материал или, в лучшем случае, как элементы при построении каких-то других предметов изучения - знаний и науки, процессов вывода или процессов мышления, деятельности индивида по решению задач или общения с другими индивидами. Построение каждого из этих предметов требовало учета отнюдь не всех, а лишь некоторых сторон знака, и наоборот, методы исследования, разработанные и разрабатываемые в каждой из этих наук, позволяли понять только эти отдельные стороны знака и не давали возможности проанализировать и познать знак в целом. Действительно, чтобы выяснить логическую структуру рассуждения, надо рассмотреть материал знаков в отношении к тому объективному содержанию, которое в нем замещается, и совсем не нужно учитывать отношение этого материала к генетически предшествующим видам деятельности индивида и их развитию. С другой стороны, многие закономерности речевой деятельности индивидов можно установить, не обращаясь к анализу и описанию объективных содержаний и значений знаков.

Таким образом, односторонний, фрагментарный подход к знакам был вполне обоснован при построении таких предметов, как "наука", "мышление", "психическая деятельность", "процесс языкового общения" и т.п., и на ранних этапах развития соответствующих наук почти не ограничивал продуктивности исследования. Но вместе с тем этот односторонний, "кусочный" подход полностью исключал возможность действительного решения проблемы знака, так как по самой своей объективной природе знак может быть выделен в качестве особого и самостоятельного предмета изучения и понят только в том случае, если он берется в единстве всех своих основных функций. Знак перестает быть знаком, если мы берем его материал только в отношении к деятельности индивида, как средство организации деятельности. Но точно так же знак с его значениями становится совершенно мистическим образованием, если мы берем его только в отношении к объективному миру, вырвав из контекста деятельности, в которой он употребляется как знак. И это вполне понятно, так как по происхождению и назначению своему знаки и являются теми образованиями, которые обеспечивают подключение индивидов к общественной культуре и отчуждение продуктов индивидуальной деятельности в форму общественной культуры.
3. Итак, проблема знака, поскольку она возникла и ставилась при изучении "науки", "мышления", "психической деятельности" или "процессов общения" в качестве самостоятельной, самодовлеющей проблемы, неизбежно должна была выражать, а вместе с тем и создавать некоторые тенденции к синтезу существующих представлений и даже наук. Так, уже у Локка, Лейбница и Кондильяка появилось требование создать общую науку о знаках, стоящую как бы над логикой, психологией, языкознанием, - семиотику, или семиологию. В ХХ веке это требование было вновь выдвинуто Ф. де Соссюром и всячески пропагандируется Л.Ельмслевом, Х.Ульдаллем, Е.Куриловичем и др.

Если вдуматься в проблему глубже, то можно понять, что все эти требования имеют более важные основания, нежели только потребность исследовать знаки как таковые, как особый самостоятельный предмет. По сути дела они говорят об органической связи логики, психологии и языкознания, об относительности и исторической ограниченности разделения их на особые, самостоятельные науки. Фактически мы уже подошли к такому рубежу, когда существующее разделение и разобщенность делают дальнейшие исследования во всех областях малопродуктивными.
И действительно, чтобы понять механизмы мыслительной деятельности индивида, мы должны предварительно проанализировать строение тех способов деятельности, которые были выработаны обществом, передаются из поколения в поколение и усваиваются детьми в процессе учения. Но это значит: чтобы понять механизмы и закономерности "собственно психического" процесса, мы должны предварительно проанализировать "логический предмет". Но и обратно: чтобы понять строение многих способов деятельности и входящих в них знаковых средств, мы должны познать механизмы и закономерности учебной деятельности индивидов, так как многие способы решения и знаковые системы создаются сейчас в приспособлении именно к ней. И точно так же оказываются органически связанными в анализе своих предметов логика и языкознание, языкознание и психология.
Таким образом, во всех требованиях о создании семиотики как новой общей науки о знаках проявляется, на наш взгляд, более глубокая объективная тенденция - к соединению существующих логических, психологических и языковедческих представлений о человеческой деятельности в единую научную систему.
4. Эта тенденция, уже после того, как она достаточно обнаружилась и проявила себя, получила совершенно извращенное представление, в первую очередь - в лингвистических исследованиях. Становление языкознания как особой, обособленной от других науки происходило позднее, чем становление логики и психологии; оно датируется концом ХVIII и началом ХIХ столетия. Поэтому, когда в языкознании встали проблемы и задачи, требующие анализа "языка вообще" и "знаков вообще", то рядом уже существовали весьма разветвленные и детализированные логико-психологические и общефилософские представления об этих предметах. Как правило, их стремились просто перенести в языкознание и таким образом решить специфически языковедческие проблемы. Но этот ход не мог быть удовлетворительным: он игнорировал то обстоятельство, что перед каждой наукой стоят свои особые задачи и поэтому она берет объект - пусть даже тот же самый - в иных аспектах и "срезах", чем другие науки, выделяет всегда свой особый предмет изучения, создает особые понятия. Поэтому почти никогда механический перенос понятий из одной науки в другую не помогает делу. Осознание этого момента, - а оно было в конце концов достигнуто в языкознании - создало другую, прямо противоположную тенденцию: разрабатывать свою собственную языковедческую семиотику. Аналогичные тенденции, хотя и не столь сильные, появились в логике и психологии; так сложились - и сегодня это вряд ли уже можно отрицать - самостоятельные, обособленные друг от друга логический, лингвистический и психологический подходы к разработке семиотики.

Каждый из них стремится охватить всю область существующих, самых разнообразных знаков, каждый претендует на сферы других; в этом отношении - во всяком случае, по тенденциям - они перекрываются друг другом. Но есть более существенный, чем эмпирическая область, момент, в котором все эти подходы остаются принципиально различными и несовмещающимися, это - метод. Какой бы подход мы сейчас ни взяли - логический, лингвистический или психологический, - в каждом семиотика мыслится как простое расширение соответствующей науки, как приложение ее понятий и методов к новой области объектов. Фактически нигде не идет речи о специфических методах семиотики, об особых - а они должны быть новыми - процедурах выделения и анализа ее предмета.
Показательным с этой точки зрения был проведенный недавно в Москве симпозиум по структурному изучению знаковых систем [Симпозиум... 1962]. Подавляющее большинство докладов, представленных на нем, - это либо традиционные филологические, этнографические и искусствоведческие описания, либо чисто механическое приложение понятий и способов анализа лингвистики к другим знаковым образованиям. Организаторы симпозиума не планировали ни одного доклада по методам семиотического исследования, ни одного доклада по понятиям знака и знаковой системы. И это вполне закономерно, так как они представляли себе семиотику лишь как расширенное приложение понятий и методов лингвистики и математической логики к новым областям эмпирического материала.
Но, если мы примем эту точку зрения, то как затем мы сможем отказать логикам в том, чтобы они называли семиотикой приложение логических методов к анализу знаковых систем? И кто тогда рискнет сказать, что не правы психологи, включающие семиотику в цикл психологических дисциплин?

Совершенно очевидно, что при любом из таких пониманий семиотики мы никогда не получим синтеза наших представлений о знаках и знаковых системах, мы не будем иметь семиотики как особой науки, синтезирующей все другие представления. А потребность в синтезе, как мы выше уже говорили, чувствуется сейчас все больше и больше.
Поэтому можно сформулировать общий тезис: основная задача семиотики как теории знаковых систем, если она хочет быть особой наукой, а не другим названием расширенной лингвистики, расширенной логики или психологии, состоит в объединении тех представлений о знаках и знаковых системах, которые выработаны к настоящему времени в психологии, логике, языкознании и в других дисциплинах; семиотика будет иметь право на существование в качестве самостоятельной науки, если будет решать эту ставшую уже насущной задачу.
5. Объединение логических, психологических и лингвистических представлений о знаке и знаковых системах не может основываться на сведении одних представлений к другим, так как среди них нет "главного". Оно не может быть также механическим, так как содержания перечисленных представлений не являются частями одного целого. Последнее утверждение является очень важным в методологическом отношении, и поэтому его нужно разобрать подробнее; речь идет о понимании характера абстракций, приведших к этим представлениям. Обычно когда сталкиваются с такой ситуацией, т.е. когда имеют несколько различных знаний об одном объекте и их нужно применять вместе, то стремятся связать их как уже сложившиеся, готовые образования, ничего не меняя в них, и посредством движений в той же "плоскости" знаний.
Но это значит, что существующие знания выступают как части вновь создаваемого сложного образования, их "содер жания" становятся частями или "сторонами" описываемого объекта, а формальная связь, устанавливаемая между знаниями, "переносится" в сам объект и истолковывается как внутренняя связь между его частями или "сторонами". Методологическое представление, лежащее в основе этого хода мысли, изображено на схеме 1.

схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Оно широко распространено. Именно таким образом пытаются решать проблему взаимоотношения "языка" и "мышления" (см. по этому поводу [Щедровицкий 1957a http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/0/GP57a.doc]), проблему связи фонетического, морфологического и синтаксического уровней описания языка (см., например, [Тез. докл. на дискуссии... 1962]), проблему взаимоотношения производства, культуры и личности и др. Во всех этих случаях структура объекта рассматривается как изоморфная той системе объединенного знания, которая может быть получена путем какой-либо формальной связи уже существующих знаний об объекте.

Но подход к проблеме может быть иным. Ведь абстракции по природе своей совсем не обязательно должны выделять части изучаемого объекта; они могут быть его проекциями, снятыми как бы при различных "поворотах" объекта. Но тогда и вопрос о синтезе их принимает совершенно другой вид. Тогда всякая попытка соединить подобные абстракции вместе какой-либо формальной связью и "вынести" полученную таким образом систему на объект является столь же бессмысленной, как попытка получить представление о структуре детали, присоединив друг к другу две ее чертежные проекции. Из этого примера становится совершенно очевидным, что если абстракции производятся по принципу проекций, то никакое формальное соединение представлений, взятых так, как они сложились и существуют, не даст системы, адекватной структуре объекта.
Расхождение системы изображений с реальной структурой объекта не является каким-либо аномальным и недопустимым явлением. Наоборот, всякая система формальных изображений объекта является особой оперативной системой, в которой и с которой действуют совершенно иначе, чем действовали бы с самим объектом. Поэтому мы никогда не можем и не должны стремиться к тому, чтобы системы изображений совпадали со структурами объекта. Очевидно, нужно совсем иное: чтобы это несовпадение было осознано как принцип и чтобы из него исходили при решении методологических проблем.
Чертежные проекции не изображают частей детали, но это нисколько не мешает их использованию, поскольку существуют особые процедуры, позволяющие переходить от них к самой детали в процессе ее изготовления или от одних проекций к другим, например, к аксонометрической проекции. Значит, главное, чтобы существовали эти процедуры переходов между различными представлениями, а это будет означать также и существование связей между ними.

Но процедуры "синтеза", как нетрудно заметить, соотносительны с процедурами абстракции, они могут быть применены только к специально приспособленным для этого, специально выработанным проекциям. Мы можем переходить от одних чертежных проекций к другим и строить по проекциям объекты только потому, что сами эти проекции получены особым образом, именно так, как этого требуют последующие процедуры связи.
Иначе можно сказать, что процедуры абстракции и процедуры синтеза представлений, полученных посредством их, должны быть органически связаны между собой, должны образовывать единый познавательный механизм.

Этот принцип должен быть применен к любым теоретическим представлениям, которые мы хотим объединить. И прежде всего он заставляет нас сделать вывод, что, имея какое-то количество теоретических представлений, полученных независимо друг от друга для решения разных задач, мы не можем еще достаточно оправданно ставить вопрос о возможной связи их. Этот тезис легко пояснить на простой графической модели. Представим себе, что наш объект - это круг (см. схему 2) и мы снимаем его проекции с различных сторон, не придерживаясь никаких строгих правил, которые определялись бы "природой" объекта и процедурами последующего синтеза полученных проекций.

схема 2
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
При этих условиях одни части и элементы объекта могут отражаться по несколько раз в разных проекциях, и это приведет к "удвоению сущностей"; другие части и элементы вообще не будут воспроизведены, и это приведет к существенным "пустотам" в наших представлениях. Совершенно очевидно, что при таком анализе и описании объекта по сути дела никакая процедура объединения не даст нам необходимых результатов.
Но что делать, если нам все же необходимо осуществить синтез представлений, полученных "хаотично", вне связи друг с другом и вне всякой ориентировки на последующий синтез? Очевидно, для этого необходимо перестроить сами эти представления, освободить их от одинаковых многократно повторяющихся содержаний, дополнить другими представлениями, необходимыми для осуществления нужных синтезов и т.п.

Но тогда снова возникает вопрос: а как это можно сделать? Ведь для этого нужно уже иметь представление о действительной структуре объекта и соотнести с нею существующие "односторонние" представления-проекции. Никакого другого способа решить эту задачу не существует.
Такой вывод означает очень многое. Он задает линию того движения, которое мы должны осуществить для синтеза существующих представлений одного объекта. Он показывает, что в это движение обязательно должен будет войти анализ тех абстракций, посредством которых были получены эти представления.
Он показывает также, что нужно будет - и это непременное условие осуществления предыдущего требования - проделать особую работу по воссозданию структуры того объекта, "проекциями" которого являются имеющиеся представления.
Идея, определяющая этот ход движения мысли, изображена на схеме 3 (группа движений 1 изображает здесь определение структуры объекта, а группа движений 2 - характеристику существующих представлений как "проекций").

схема 3
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Схема наглядно показывает, что вместо того, чтобы искать какие-то связи между уже существующими знаниями об объекте в плоскости самих этих знаний, нужно каким-то образом воспроизвести структуру объекта, а затем, исходя из нее, восстановить те "повороты абстракции", которые привели к имеющимся знаниям. И только таким путем можно будет получить необходимую связь между разными представлениями одного объекта.
Но что значит воспроизвести структуру объекта в чем-то сверх уже имеющихся знаний о нем и в дополнение к ним? На наш взгляд, это значит ввести в систему совокупного знания особое образование - структурную модель объекта.
Такая модель имеет совершенно особую функцию в системе теории. Она является изображением объекта, созданным специально для того, чтобы объединить уже существующие знания. (Исходя из этого, можно говорить, что именно набор объединяемых представлений реально задает и определяет характер вводимой модели.) Вместе с тем эта модель объясняет существующие представления и служит (наряду с логическим описанием произведенных абстракций) обоснованием их. В.А.Лефевр, выделивший эти логические функции, назвал соответствующий класс моделей "конфигураторами" [Лефевр 1962]. Соотнесение существующих представлений с вновь построенным конфигуратором ведет к перестройке их, часто очень существенной, и это является, как мы уже выяснили, одной из важнейших целей всей работы, ибо дает возможность объединить затем существующие представления и непосредственно - в рамках единого теоретического (формального) представления.
Когда подобное объединение осуществлено, конфигуратор становится ненужным и сама модель может быть опущена в системе теории. Но чаще созданные таким образом структурные модели объектов и все связанные с ними построения остаются, начинают жить и развиваться по своей собственной "логике" и становятся особым слоем теории или даже особой научной дисциплиной.
После этих методологических соображений мы можем вернуться к вопросу о задачах семиотики и уточнить то, что мы говорили раньше. На наш взгляд, семиотика и является той наукой, которая должна создать и разрабатывать новую структурную модель знака и знаковых систем, необходимую для синтеза логических, лингвистических и психологических представлений о знаке. .
6. По своему смыслу соображения, изложенные в предшествующем пункте, равносильны гипотезе, что во всех существующих представлениях о знаках не было схвачено какое-то объективное свойство их, которое по сути дела является решающим: оно объединяет другие, уже выявленные свойства и задает их место в системе целого. Очевидно, чтобы построить особое семиотическое представление, его нужно выделить. До сих пор, показывая методологическую функцию модели объекта, мы ничего не говорили о том, как она строится. И это естественно, так как вряд ли существуют и могут существовать какие-либо общие правила на этот счет Но один момент совершенно ясен: условием и предпосылкой выделения не схваченного до сих пор свойства и построения единой синтетической модели должен быть тщательный анализ всех уже наметившихся линий и методов исследования знака - анализ, направленный на выяснение тех пунктов, с которыми они не могли "справиться". Настоящая работа представляет собой попытку выделить эти линии. Она, естественно, не может претендовать на изложение деталей; речь будет идти только о принципиальных линиях и даже, скорее, о принципиальных тенденциях в исследовании знака.
вверх вверх вверх вверх
II О методе историко-критической реконструкции понятия знака
1. В предыдущем разделе мы говорили о том, что практические потребности производства сделали необходимой разработку нового семиотического понятия о знаке, которое должно объединить или по крайней мере связать между собой все существующие уже в разных науках частные понятия. При этом, естественно, должно быть учтено все истинное и отброшено все ложное. Но как разделить их?

При первом эмпирическом подходе всякое знание о сложном объекте выступает как множество никак не организованных положений, высказанных в разное время и в разных условиях многочисленными учеными. Эти положения отнюдь не равноценны: действительные познавательные достижения, необходимые для дальнейшего продуктивного развития соответствующих отраслей производства и науки, переплетены с иллюзорными представлениями, с внешними наслоениями, обусловленными преходящими социальными ситуациями и просто ложными ходами мысли. В этом множестве положений не так-то просто выделить те, которые являются действительно истинными и должны составить "современное понятие". Им не может быть какое-либо одно или несколько последних представлений, ибо они, как правило, отнюдь не включают в себя всего рационального содержания предшествующих; известно, что некоторые стороны и аспекты ранних теорий, правильно отражающие объект, не могут быть постигнуты в понятиях других, в общем более высоких и развитых теорий; в истории познания нет абсолютного и автоматического прогресса и прямой преемственности: углубление в одном отношении часто достигается ценой искажения или вообще утраты других моментов [Мамардашвили 1959].
Поэтому характеристика и конструирование "современного понятия", выделение основных его составляющих, предполагают оценку всех накопленных в историческом движении положений, отделение истинных и "необходимых" для "современного" знания от "случайных", ложных, исторически уже преодоленных.
Но как может быть осуществлена подобная обработка эмпирической истории знания? Какими методами нужно здесь воспользоваться? К каким критериям прибегать?

Оказывается - и осознание этого факта пришло к нам с работами Гегеля и Маркса, - что единственная возможность и единственный путь теоретического решения этих проблем идет через исследование закономерностей познания соответствующих объектов, или, что то же самое, закономерностей формирования понятий об этих объектах. Только соответствие процедур, посредством которых мы получаем те или иные характеристики "знака" или какого-либо другого понятия, общим механизмам и закономерностям познания может служить действительным (и единственным) критерием для включения этих характеристик в "современное" понятие. Но это значит, что, только поставив и решив вторую, вспомогательную задачу - выявить и воспроизвести закономерный ход познания знака (или какого-либо иного объекта), мы можем надеяться решить и ту задачу, которая нас непосредственно интересует, - воспроизвести "необходимую" структуру современного понятия о нем. Иначе, и, наверное, точнее, это можно выразить так: мы должны осуществить такую обработку истории развития знаний о знаке, чтобы в итоге получить двоякий продукт: с одной стороны - изображение развития понятия как некоторого закономерного движения, а с другой - систему "современного" понятия.
Здесь возможны две линии анализа. Первая опирается на описание эмпирической истории употреблений понятий знака в разных науках; она может установить задачи, ради которых вводилось каждое понятие, и способ самого введения, она может показать переходы одной проблематики в другую в ходе реального движения науки и соответствующие им смены понятий. Вторая линия предполагает специальный логико-методологический аппарат понятий, основывающийся на анализе закономерностей самого познания, его средств и механизмов, его "углубления" в объекты такого типа, какими являются знаки и знаковые системы. Первая линия анализа по необходимости будет описательной; фиксируя то, что было, она никогда не даст нам ответа на вопрос, как должно быть. Вторая линия будет теоретически-обобщенной, устанавливающей необходимые стороны процесса познания; она всегда будет отвечать на вопрос, как должно быть (с точки зрения общих логических принципов), но при этом будет содержать неизбежно все недостатки абстрактных теоретических построений. Параллельное применение и согласование обеих линий анализа должно дать наилучший результат; это будет вместе с тем научная история понятия знака (ср. [Мамардашвили 1959]).
2. Основным средством этой работы должны стать, очевидно, общие логические представления о механизмах и закономерностях развития знаний и систем знания. Из них мы хотим выделить и кратко разобрать четыре основных принципа.
1) Принцип операциональной реконструкции содержания знаний. Смысл его можно пояснить на примере работ А.Эйнштейна. Чтобы выяснить содержание понятия времени, он обратился к анализу тех познавательных (или мыслительных) процедур, которые создало человечество, введя это понятие. На этом пути ему удалось выявить в системе понятия и противопоставить друг другу, во-первых, те объекты, которые непосредственно изучаются, во-вторых, те объекты, с помощью которых или через посредство которых идет познание (это - объекты-эталоны и объекты-индикаторы), в-третьих, те процессы и отношения сопоставления, которые при этом устанавливаются [Эйнштейн 1955; Кузнецов 1960]. Теперь мы уже достаточно хорошо знаем, что всякое понятие образуется именно так и его содержание - это не что иное, как устанавливаемая при этом система отношений сопоставления [Щедровицкий, Алексеев 1957b - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/1/GP57b.doc; Щедровицкий 1958a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/2/GP58a.doc, 1958b - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/3/GP58b.doc]. Но это значит, что, исследуя историю развития какого-либо конкретного понятия, мы должны выделить (и изобразить) ту простейшую систему сопоставлений, на основе которой оно впервые возникло, а затем проследить те изменения и наращивания в этих сопоставлениях, которые характеризовали его дальнейшее развитие. В этом процессе существуют свои строго определенные закономерности, свои допустимые и недопустимые линии развертывания, а следовательно, и своя необходимая линия "движения". Определив ее, мы сможем оценивать все существующие варианты в понятии и все нововведения в его структуре как "истинные" или "ложные". 2) Принцип развития знаний и мыслительных операций по "уровням". Он конкретизирует первый принцип и задает одно из тех направлений, по которым идет развертывание структуры понятий. В самом схематическом виде суть этого принципа может быть описана так. Изучая какой-либо объект (обозначим его как Ои - "исходный"), мы ставим его в разнообразные отношения к другим объектам ("индикаторам", "эталонам", "заместителям"). До определенного момента эти отношения нас не интересуют; они являются чисто вспомогательными образованиями, своего рода "лесами", необходимыми для создания знания об исходном объекте; и хотя именно эти отношения создают и задают содержание вырабатываемого знания, но в самом знании, в его знаковой форме, они никак не фиксируются и не должны фиксироваться, если мы хотим иметь понятие об объекте [Щедровицкий, Алексеев 1957b - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/1/GP57b.doc; Щедровицкий 1958b - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/3/GP58b.doc, 1962a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/8/Gp62a.doc]. Но в дальнейшем эти отношения - и др. - сами становятся объектами изучения: для них подыскиваются свои особые объекты-эталоны (тоже "отношения" или "взаимосвязи") и объекты-индикаторы, вырабатываются новые процедуры сопоставления и устанавливаются новые отношения, если можно так сказать, - второго порядка. На основе всего этого появляется новое знание об отношении как особом объекте и фиксируются новые познавательные задачи, которые могут быть названы рефлективно-выделенными [Щедровицкий, Ладенко 1959a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/4/GP59a.doc; Щедровицкий 1962a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/8/Gp62a.doc; Ладенко 1958 a, b ]. Хотя после описанного генетического процесса новая рефлективно выделенная познавательная задача выступает как лежащая в одном ряду с исходной задачей, а новая операция мышления, назовем ее b, - как лежащая в одном ряду с исходной операцией, скажем, ?, однако в действительности ни эти задачи, ни решающие их операции не являются равноправными и однородными. Отношение, ставшее объектом изучения во второй операции, как мы уже говорили, возникает первоначально как некоторое вспомогательное образование, как средство познания исходного объекта. Точно так же и рефлективно выделенная задача является, как правило, вспомогательной, и ее решение первоначально необходимо лишь для решения исходной. Взятая сама по себе, она не имеет никакого смысла и значения. То же самое можно сказать и относительно новой операции мышления. Она возникает лишь как часть деятельности, необходимой для решения исходной познавательной задачи, и при своем формировании "опирается" на знания, являющиеся результатом первого процесса. Поэтому новую рефлективно-выделенную познавательную задачу и соответствующую ей операцию мышления надо рассматривать как образования другого уровня по сравнению с исходной задачей и исходной операцией, как образования, в своем появлении и отношении к действительности опосредованные задачами, мыслительными операциями и знаниями нижележащего уровня. В процессе исторического развития новый объект - отношение, новая познавательная задача и средства ее решения - мыслительные операции и входящие в нее отношения сопоставления - отделяются от исходных задач и операций и приобретают относительную самостоятельность. Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Но, несмотря на это, они сохраняют с исходными задачами и операциями внутреннюю органическую связь и образуют вместе с ними как бы некоторую целостную структуру знания. Иными словами, знания, лежащие на разных уровнях, образуют целостные структуры, охватывающие сразу несколько уровней, и не могут быть поняты отдельно друг от друга.

Понятие уровня мышления, основанное на принципе рефлективного выделения нового предмета и новой познавательной задачи, впервые дает объективное основание для построения "рядов развития" или "рядов усложнения" содержания знания. Оно объясняет, почему существуют строго определенная зависимость и строго определенный порядок в появлении различных типов знаний и операций мысли, и показывает, что они должны располагаться не рядом друг с другом и не один над другим, а как бы по ступенькам лестницы, причем знания и операции, лежащие на высшей ступеньке, возникают и могут быть сформированы лишь после и на основе определенных знаний и операций, лежащих на низших ступеньках [Щедровицкий, Ладенко 1959a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/4/GP59a.doc; Щедровицкий 1962a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/8/Gp62a.doc; Ладенко 1958 a, b ].
3) Идея замещения и принцип "слоистого" строения знания. Они характеризуют второе направление развертывания структур понятий. После того как в объектах изучения путем сопоставления выделено определенное содержание и зафиксировано в знаковой форме знаний, эта знаковая форма сама становится объектом рассмотрения, ее элементы сами определенным образом сопоставляются как объекты, и выделенное таким образом в них содержание фиксируется в новой знаковой форме. В зависимости от того, какое отношение существует между исходными объектами и их знаковой формой, - отношение модели или символа, - вторичная знаковая форма может или, соответственно, не может быть непосредственно отнесена к исходным объектам.

схема 4
схема 5
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1 Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
В первом случае новое вторичное знание располагается как бы непосредственно над первичным, исходным, по схеме 4, во втором случае - как бы рядом с исходным, по схеме 5, и требует обратных преобразований к форме, допускающей непосредственное отнесение к исходному объекту.
Но в обоих случаях мы получаем сложную целостную структуру знания, в которой все части и плоскости органически связаны между собой и зависят друг от друга. На схемах мы привели самые простые случаи. А большинство научных понятий содержит целый ряд надстраивающихся друг над другом замещений. Анализируя их, мы будем выделять четыре, пять или даже еще большее число знаковых плоскостей замещения и должны будем говорить о слоях структуры понятия, каждый из которых включает две связанные между собой плоскости [Щедровицкий 1960a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/5/GP60a.doc, 1964c - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/14/Gp64c.doc].
Из сказанного выше уже ясно, что в процессе развертывания понятия знаковые формы, замещающие исходные объекты, рассматриваются как объекты особого рода (функциональные объекты в системе слоя) и к ним применяется деятельность, внешне напоминающая содержательные преобразования самих объектов. Но по сути дела она остается знаковой деятельностью, применяемой к знакам. Непонимание этого момента приводило ко многим затруднениям и ошибкам в истории науки.

4) Различение в знании "предмета" и "объекта". Этот принцип является в каком-то смысле выводом из предшествующих; он выступает в роли методического правила, регулирующего нашу работу по анализу уже сложившихся знаний. "Объект" и "предмет" являются двумя принципиально разными образованиями, входящими в структуру знания и определяющими его развитие, но по разным линиям. Объект знания может существовать независимо от самого знания и до его появления. Предмет знания, напротив, формируется наукой и вне того или иного знания существовать не может. Приступая к изучению какого-либо объекта, мы ставим его в определенные отношения сопоставления и таким образом выделяем (или создаем) некоторое содержание. Оно фиксируется (выражается или замещается) в какой-то знаковой форме. Таким образом, появляется "связка" (или взаимосвязь) определенного объективного содержания со знаковой формой. Эта связка и есть "предмет" в его реальном существовании.
В человеческом обществе "предметы" являются не менее действительными, реально существующими, чем "объекты"; на них точно так же направляется дальнейший анализ, и при этом происходит своеобразное "уплощение" самой связки замещения: знаковая форма "видится" и рассматривается не сама по себе, не как объект с определенными материальными свойствами, а как выражение определенных свойств исходного объекта, как выражение некоторого объективного содержания, и поэтому к ней применяются действия, соответствующие не ее собственной "материальной" логике, а логике выражаемого в ней содержания. В этом аспекте "предмет" может быть определен как знаковая форма, выражающая определенные стороны объекта, определенное содержание. С другой стороны, и объект, включенный в связку предмета, видится не как таковой, а сквозь призму той его стороны или того свойства, которое выделено посредством сопоставления и зафиксировано в определенной знаковой форме. Иначе можно сказать, что содержание, выраженное в знаковой форме, выносится на объект, онтологизируется и, следовательно, сам объект рассматривается не как таковой, а в логике оперирования со знаковой формой, а "предмет" может быть определен как объект, взятый с некоторых сторон и замещенный знаковой формой [Щедровицкий 1964a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/12/gp64a.doc]. Для человеческого общества, как мы уже сказали, предметы знания являются ничуть не меньшей реальностью, чем сами объекты. Наверное, даже наоборот - большей реальностью. Нам важно подчеркнуть, что и тот и другой входят в структуру знания и что они имеют разные законы "жизни"; это касается и функционирования (употребления) и развития: объекты живут и развиваются по законам природы, предметы - по законам производства и познания.

Одному и тому же объекту, как правило, соответствует несколько различных предметов. Это объясняется тем, что характер предмета зависит не только (и даже не столько) от того, какой объект он отражает, сколько от того, зачем этот предмет сформирован, для решения каких производственных и познавательных задач. Каждый из таких предметов развертывается в особую цепь (или ансамбль) связанных друг с другом замещений. Затем, естественно, встает вопрос об отношении их друг к другу и ставится задача объединения, синтеза их в одном, более "многостороннем" предмете. Как средство решения этой задачи вводится структурная модель объекта в функции "конфигуратора". (Эта сторона дела была подробно разобрана нами в предшествующем разделе.) При этом обязательно происходит "уплощение" предметов: их многочисленные слои замещения как бы "снимаются" в одноплоскостной структурной модели, которая становится основанием для развертывания ряда новых предметов изучения.
3. Важнейший момент всех изложенных выше принципов может быть выражен в утверждении, что всякое понятие является особым структурным "организмом", имеющим свои специфические законы развития. Понятия - такие же объективные, сами по себе существующие явления, как орудия труда или картины. Их нельзя рассматривать как зеркальные копии, простые слепки с объектов, так как в этом случае бессмысленно будет говорить о каких-то законах их развития, о собственной истории понятий. Подход к понятиям как к определенным объективным структурам, как к некоторым "организмам", напротив, позволяет говорить о развитии понятий, об их развертывании, и выявлять закономерности этого процесса, обусловленные объективной структурностью понятий. Но этот вывод является, по сути дела, ответом на поставленные выше вопросы о методах и средствах научного анализа эмпирической истории развития знаний. Чтобы выявить законы (а вместе с тем и необходимость) в развитии какого-либо понятия, нужно представить его как некоторую объективную органическую структуру, как некоторый объективный "организм", а затем рассмотреть эмпирическую историю развития знаний с точки зрения тех возможностей, которые открывает эта структура в плане своего внутреннего, имманентного развертывания. Такой путь анализа даст нам основную "скелетную схему" для объяснения эмпирической истории знаний, хотя, конечно, не сможет охватить ее всю.  
вверх вверх вверх вверх
III Понятие знака как органическая система
1. В предшествующем разделе мы поставили задачу выделить и описать то, что может быть названо "современным" понятием знака. Для этого, как выяснилось, нужно особым образом обработать эмпирическую историю науки - отделить все "истинное" и "необходимое" в накопленных к настоящему времени знаниях от случайного, привнесенного извне, "ложного". Одним из важнейших условий и средств этой процедуры, как было показано, является представление самого понятия знака в виде определенной органической системы, имеющей объективное существование, свою специфическую структуру и особые законы развития.
Представить понятие в виде органической системы - это значит ввести и описать, во-первых, входящие в него элементы, а во-вторых, связи и взаимодействия между ними, приводящие к изменению и развитию всей структуры(2).
2. Приступая к решению этой задачи, необходимо прежде всего разграничить и правильно "развести" два связанных между собой "подразделения" исследования: 1) анализ различных (естественно сложившихся или сознательно сконструированных) знаковых систем, в первую очередь - человеческой речи (или языка), и 2) формулирование понятия знака как такового, выявление различных сторон и свойств, характеризующих его специфику. Эти два подразделения исследования образуют как бы два основных блока в знаниях о знаках; между ними устанавливаются многообразные связи и зависимости и происходит своеобразное "взаимодействие".
Чтобы понять механизмы и закономерности "движения", возникающего при этом в структуре понятия, нужно выделить и проанализировать составляющие этих связей и "взаимодействий". Попробуем наметить их, двигаясь по методу восхождения от абстрактного к конкретному.

(А) В каких-то пределах исследование объективно существующих знаковых систем возможно без общего понятия знака как такового; и так оно, по-видимому, и шло на первых этапах. Полученные при этом знания фиксировали какие-то частные особенности исследуемых объектов, например, системы лексических и синтаксических соответствий в разных языках, схемы логических выводов, стилистические приемы и т.п. Затем в ходе этих исследований появилась необходимость ввести понятие "знака вообще".

схема 6
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Мы не обсуждаем сейчас вопроса, в связи с какими задачами и в каких ситуациях оно было введено, хотя это очень важно; нас пока интересует результат: возникла сложная система "взаимодействий" между частными описаниями знаковых текстов, общим понятием знака и самими знаковыми текстами (схема 6).
Теперь возникает вопрос о количестве и характере связей между выделенными блоками.
(1) Можно утверждать, что блок "описания знаковых текстов" отражает определенные стороны реальных знаковых текстов. При этом, как следует из общего философского учения об относительности истины, всегда существует известная неадекватность, или расхождение между объективными свойствами знаковых текстов и тем представлением (или знанием) о них, которое фиксируется в описаниях.

(2) Существуют две полярные точки зрения на условия и механизмы возникновения понятий такого типа, как "знак". Одни считают, что они появляются в качестве средств, обеспечивающих организацию и осуществление деятельности, и в этом плане подобны алгоритмам. В этом случае они не должны отражать или изображать какие-либо объекты, а служат лишь предписаниями, как бы планирующими этапы деятельности с объектами. Другие, наоборот, полагают, что понятия этого типа с самого начала появляются как изображения объектов, как продукты выделения и описания некоторых сторон объектов (по поводу различия этих двух точек зрения см. [Москаева 1965; Розин 1964 a]).
Но, как бы ни возникали эти понятия, потом они всегда начинают употребляться также и в качестве описаний или изображений объектов. Выражая эту связь, мы говорим обычно, что в понятии знака отражаются или фиксируются какие-то стороны реальных знаковых текстов, а также схемы нашей познавательной деятельности, направленной на них и создающей их частные описания. Уже в этом компоненте, как легко видеть, переплетается ряд отношений и связей, существенно различающихся между собой: во-первых, связь общего понятия знака со знаковыми текстами как таковыми (обозначим ее индексом 2.1), во-вторых, связь с процедурами анализа и описания этих текстов (обозначим ее индексом 2.2), в третьих, связь с частными описаниями текстов (обозначим ее индексом 2.3); в понятии знака вообще эти моменты могут быть слиты, переплетены друг с другом, но их нужно различить и развести.
Из-за этого переплетения различных содержаний в одном понятии, а также в силу общего принципа ограниченности и относительности знаний, общее понятие о знаке мало соответствует как реальным знаковым текстам, так и их частным описаниям: оно не учитывает многих очень существенных сторон их и одновременно содержит такие моменты, которых в них нет, которые мы им приписываем (эти обстоятельства особенно проявляются в других составляющих структуры понятия знака).
Описанные выше связи и зависимости представлены на схеме 7.

схема 7
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
(Б) После того как понятие знака сложилось, оно в свою очередь начинает определять направление и способы исследования реальных знаковых текстов. При этом неадекватность понятия знака часто обусловливает многолетние неудачные попытки исследования знаковых систем или появление обширных рядов, казалось бы, "эмпирических" понятий, которые совершенно неверно представляют строение своего объекта. Поэтому так важно разделить названные в начале вопросы, с тем чтобы всегда можно было знать, чем определяется та или иная гипотеза или линия исследования - содержанием и формой нашего понятия о знаке или "давлением" самого изучаемого объекта - реальных знаковых систем.
Чтобы зафиксировать эту новую компоненту, мы должны ввести в схему еще одно изображение связи "влияния", идущей от понятия знака к описаниям знаковых текстов; при еще большей детализации она может быть представлена в виде двух связей, идущих, соответственно, к процедурам анализа, т.е. к связи (1), и к самим описаниям (обозначим эти связи индексами 3.1 и 3.2 - см. схему 7.1).

схема 7.1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
(В) Положение усложняется еще более из-за множественности отношений такого рода, какие были указаны выше. Анализ реальных знаковых систем отражается в понятии знака, оно определяет характер дальнейших исследований самих знаковых систем, результаты, полученные здесь, вновь отражаются в понятии знака, ведут к его изменению и перестройке, измененное понятие обусловливает новый цикл исследования самих знаков, но при этом очень часто взаимодействует с прежним понятием, и это создает дополнительные коллизии разного рода. Поэтому нужно постоянно иметь в виду это наращивание и усложнение взаимоотношений, их постоянное взаимодействие друг с другом и находить методы для того, чтобы сначала отделять одни отношения и связи от других, а затем учитывать их взаимосвязь и взаимовлияние. По-видимому, эта задача может быть решена только на пути генетического анализа, когда изображенная выше схема как бы "прокручивается" несколько раз и каждый "круг" движения вносит свои изменения в строение соответствующих блоков схемы. (Этот метод анализа был детально разработан В.М.Розиным при исследовании развития знаний и знаковых средств математики и в принципе может быть перенесен на другие виды знаний.).

(Г) Дальнейший анализ показывает, что не только исследование, но и реальное производство и реальная жизнь знаковых систем в обществе оказываются зависимыми от тех понятий о знаке и знаковых текстах, которые имеет человечество.
В естественноисторических процессах появления и развития знаковых систем, как и при развитии многих других социальных образований, действует, безотносительно к тому, что хотят и желают отдельные индивиды, особый механизм управления. Понятия такого вида, как "знак" или "знаковая система", принятые учеными, определяют направление их исследовательской работы и тем самым производство более частных лингвистических понятий о языке и правил речи, фиксируемых в грамматиках, а также логических понятий и правил, относящихся к языкам науки. Эти понятия, в свою очередь, усваиваются индивидами и определяют как их повседневную речевую деятельность, - а тем самым и характер живого разговорного "языка", - так и специальную деятельность по созданию языков науки (более подробное изложение вопроса о системах и механизмах семиотического управления см. в [Лефевр, Щедровицкий, Юдин 1965 e; Щедровицкий, Юдин 1964 i - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/16/Gp64i.doc]). Очевидно, что, выпустив из поля зрения эту зависимость, мы получим совершенно превратное представление об отношении между знаковыми системами и общими понятиями о знаке, в особенности в том, что касается языков науки. Очевидно, чтобы учесть и эту сторону дела, мы должны ввести в схему две связи "влияния": одна будет идти от частных описаний знаковых текстов к самим знаковым текстам (обозначим ее индексом 4.1), а вторая - от общего понятия о знаке к знаковым текстам (обозначим ее индексом 4.2). Суммируя сказанное в пунктах (Б) и (Г), можно ввести схему 8.

схема 8
В доступном мне источнике текста - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/26 - со схемой #8, по-видимому, произошла накладка. Она упоминается дважды: в первом случае я заменил #8 на #7.1. Это соответствует смыслу текста. М.б., схема #8 "выпала" при верстке.
Следует свериться с оригинальным текстом.
(В.Сааков)

3. На указанную выше систему связей и зависимостей накладывается еще одна, обусловленная тем своеобразным отношением между "объективными" и "субъективными" моментами в познании, которое мы имеем при исследовании знаков.
Если мы возьмем, к примеру, объекты, изучаемые в физике и химии, то они всегда как целое противостоят исследователям; с ними можно оперировать, приводить их во взаимодействие с другими объектами, разлагать, соединять в комплексы и т.д.; подобное оперирование составляет основу познания этих объектов. На первый взгляд может показаться, что знаки в этом отношении ничем не отличаются от объектов физики и химии: представленные в текстах разного рода, в особенности как последовательности графических значков, они вроде бы тоже противостоят исследователю как чисто объективные образования и поэтому с ними тоже можно оперировать как с объектами.
Но это только видимость. Графические значки, фиксируемые в виде текстов, не являются еще целостными знаками; они составляют лишь одну часть знаков, именно - материал их знаковой формы, а самое главное для знаков - их значение - лежит вне материала, в чем-то другом.

В этом легко убедиться на очень простом примере. Если, скажем, мы имеем графему "коса", то взятая таким образом - вне контекста употребления, вне связи с другими знаками, - она не может трактоваться как определенный знак, ибо мы не можем даже восстановить, что именно она обозначает. У этой графемы, при таком задании ее, нет определенного значения, а поэтому она не может "пониматься" и не может рассматриваться как знак. Но эта графема получит значение и станет знаком, если мы сможем отнести ее к какому-либо определенному объекту или классу объектов. Достаточно, например, сказать: "русая коса", чтобы такое отнесение стало уже возможным. Пример с этой графемой благодаря ее многозначности отчетливо демонстрирует, что сам по себе материал знаковой формы не образует еще знака как такового, что в знаке обязательно должно быть еще что-то, что обеспечивает незатрудненное безошибочное понимание. В приведенном примере из-за особых условий (омонимия) это что-то выпало и знаковая форма потеряла обычно обнаруживаемые у нее свойства знака.
К тому же самому выводу мы приходим и в тех случаях, когда сопоставляем между собой отношение к графемам какого-либо языка двух людей - одного, "знающего" этот язык, и другого, не знающего его. Первый может употреблять эти графемы и, в частности, понимать их, потому что за ними для него стоит еще нечто - значения. Фактически эти два человека имеют дело с совершенно разными образованиями; перед ними, если можно так выразиться, разные действительности.

Но из этого, естественно, вытекает вопрос, важнейший в этом контексте: а можно ли рассматривать знак как объект, целиком противостоящий исследователю, как объект (повторяем, взятый в целом), которым можно оперировать и который как целое можно познавать на основе этого оперирования. То, что мы уже выяснили, дает нам право ответить на этот вопрос отрицательно: знаки не являются объектами, подобными объектам физики и химии, они не противостоят исследователям как чисто субстанциальные образования, и поэтому с ними нельзя оперировать как с объектами. Не может выступить в качестве таких объектов и звуковой или графический материал знаков: в человеческом обществе он "живет" не по своим собственным законам, а по законам значений. Поэтому оперирование с материалом знаков как с объектами ничего не даст для познания самих знаков.
Эта особенность объективной природы знаков проявляется и в процессах их исследования. Анализ отдельных знаковых выражений и знаковых систем всегда опирается прежде всего на понимание их значения или смысла. Только понимание делает возможным расчленение знаковых выражений на отдельные значащие единицы, выделение связей между ними и вообще воспроизведение структуры выражений. Именно таким образом исследователь восстанавливает ту "часть" каждого знака, которой должен быть дополнен материал знаковой формы, именно таким образом он учитывает его значения и содержание, так он получает полный знак. Но это дополнение и восстановление происходят не в объективном плане, не в отчужденной объективной форме, а в его индивидуальном сознании. Здесь, таким образом, нет объективной исследовательской процедуры, направленной на содержание и значение знаков как на отчужденные предметы рассмотрения. Материал знаков понимается, а затем понимаемая знаковая форма сопоставляется и анализируется с новых точек зрения, например, с точки зрения механизма силлогистического вывода, и при этом в ней выделяются различные функциональные элементы, такие, как "субъект", "предикат", "связка" и т.п. Но этот "объективный" анализ уже включает в себя работу понимания, и более того - он "подлажен" к ней и возможен только на ее основе.
Приступая к анализу текстов, исследователь, работающий этим способом, не ставит вопроса о том, как он понимает текст и как на основе этого понимания производит смысловое расчленение знаковой формы; он берет эту структуру смысла, а вместе с ней и смысловую расчлененность формы как уже понятое и знаемое, как данное и исходный пункт своей собственной специфической работы ученого.

Важно подчеркнуть, что в дальнейшем осознание этой процедуры и осуществляемого в ней противопоставления отношений к значениям и к материалу знаков привело к отождествлению деятельности понимания знаковых выражений с самими значениями и содержаниями, с той человеческой деятельностью, которая их создает. Сложилось мнение, что значения и содержания знаков имеют исключительно "субъективную" психическую природу, что они привносятся к материалу знаков понимающим их субъектом.

В действительности же материал знаков объективно имеет значения и содержания; и эти значения понимаются людьми. Именно в том, что люди строго определенным образом понимают материал знаков, обнаруживается и доказывается объективное существование значений и содержаний, независимое от деятельности понимания. Итак, правильная, на наш взгляд, трактовка всех этих явлений может быть выражена в тезисе: существуют объективные значения знаков, независимые от деятельности понимания индивидов; эти объективные значения обнаруживаются в деятельности понимания и приобретают новое существование и новую форму в сознании индивидов.
Отношение между объективным значением и пониманием его можно сравнить с отношением между руслом и водой реки: объективное значение - это русло, определяющее течение понимания. Таким образом, в знак, кроме материала знаковой формы, входят еще значения, они являются действительностью совсем особого рода, принципиально отличной от материала знаков, и лежат где-то в связях или отношениях этого материала, с одной стороны, к человеку, а с другой - к целому ряду различных объективных образований; если говорить еще точнее, они заключены в способах деятельности человечества с материалом знаков; эта особая и необычная форма их существования приводит к тому, что они выступают какими-то мистическими образованиями (см. [Щедровицкий 1960 c: II; Щедровицкий, Костеловский 1964 g]). Но из этого следует второй, еще более общий вывод, важный для нас в данном контексте: знаки как объекты принципиально отличны от обычных объектов-вещей, и исследователь в ходе анализа не может оперировать ими так, как он это делает с объектами физики и химии. Но значит ли это, что объективный анализ знаков вообще невозможен и должен всегда строиться на одном лишь понимании значений и смысла их? Отнюдь нет. Существует путь преодоления всех этих трудностей. Чтобы сделать возможным объективное изучение знаков, опирающееся на оперирование с ними как с объектами, нужно построить модели этих знаков и производить все познавательные операции на них. Но это, в свою очередь, означает, что в этих моделях знаков нужно воспроизвести все необходимые значения и содержания соответствующих знаков, а также деятельность "понимания" их. И на этот путь встала, по существу, уже античная наука. Но таким образом мы приходим к очень важному методологическому выводу. Оказывается, что знание о знаке, если мы хотим, чтобы оно было объективно-научным, должно быть, по меньшей мере, двухслойным, а все мыслительные, исследовательские процедуры, посредством которых оно образуется и развивается, должны содержать операции двоякого рода: во-первых, с материалом самих знаковых систем, во-вторых, с моделями знаков - и, кроме того, должны включать еще соотнесение результатов тех и других. В самом простом виде это представлено на схеме 9.

схема 9
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Связи с индексами 5.1 и 5.2 обозначают здесь те зависимости, которые существуют между моделью, с одной стороны, и изучаемыми знаковыми текстами и их описаниями - с другой; связи с индексами 6.1 и 6.2 обозначают упомянутое выше соотнесение описаний моделей знаков с описаниями конкретных знаковых текстов, их взаимное влияние друг на друга; связь с индексом 7 подобна связи отражения 1, и к ней поэтому применимо все то, что мы говорили по этому поводу выше. Структура из двух правых блоков, как нетрудно заметить, соответствует тому, что мы обозначали выше как блок "понятие знака".
Появление объективного анализа знаков с помощью моделей не устраняет обычного понимания знаков. Эти два момента постоянно сосуществуют, постоянно соотносятся и взаимодействуют друг с другом, и это обстоятельство определяет многое в истории исследований знака, порождая массу специфических коллизий и противоречий. Обычное понимание знаковых выражений учитывает всегда всю совокупность связей и отношений, в которых находится и может находиться рассматриваемое выражение во всевозможных контекстах употребления его.
А любая модель знака, напротив, всегда одностороння и абстрактна, всегда стремится свести входящие в нее связи и отношения к минимуму. Поскольку оба эти процесса направлены на один объект, мы постоянно стремимся отождествить понимаемые нами значения знаковых выражений с теми или иными образованиями в модели знака.
Таким образом, возникает и развертывается противоречие между схватываемым в понимании значением знаковых выражений, по своей объективной природе очень богатым и многосторонним, и его моделью в науке, всегда более бедной, односторонней, часто - просто неадекватной (см., например, обсуждение одного из аспектов этой проблемы в [Щедровицкий 1960c - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/6/GP60c.doc: III; Щедровицкий, Костеловский 1964 g]).
4. Если теперь свести воедино и представить в одной схеме все отношения, связи и зависимости, намеченные в предшествующем описании, то получится довольно сложная структура (схема 10). Сравнительно с приведенными уже схемами 7, 8 и 9 в ней будет новый блок "понимания" и ряд новых связей.
Связь 8.1 будет выражать привнесение значений в тексты "понимающими" их людьми; связь 8.2 - влияние "понимания" на характер описания знаковых текстов. Связи 9.1, 9.2, 9.3 будут выражать управляющее влияние различных видов знаний о знаках на понимание текстов; по своему характеру они подобны связям 3.1, 3.2 и 4.1, разобранным выше. Вместо связи управляющего влияния 4.2, введенной на схеме 8, мы получим благодаря разделению блока "понятие знака" две такие же управляющие связи, которые мы обозначим индексами 4.2 и 4.3.
Приведенная схема изображает минимальную единицу (возможно, и неполную) органической системы понятия о знаке. Все входящие в нее связи и зависимости обязательно должны быть учтены при воспроизведении истории этого понятия. Именно эта структура задает собственно познавательный механизм, во многом определяющий характер фиксируемого в понятии содержания.
 
схема 10
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
Щедровицкий Г.П. "К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании", 1964 / схема 1
 
  Литература
Ладенко И.С. Об отношении эквивалентности и его роли в некоторых процессах мышления // Доклады АПН РСФСР, 1958, № 1.
Ладенко И.С. О процессах мышления, связанных с установлением отношения эквивалентности // Доклады АПН РСФСР, 1958, № 2.
Лефевр В.А. О способах представления объектов как систем // Философские проблемы современного естествознания. Вып. 14. Киев, 1969.
Лефевр В.А., Щедровицкий Г.П., Юдин Э.Г. "Естественное" и "искусственное" в семиотических системах // Проблемы исследования систем и структур. Материалы к конференции. М., 1965.
Кузнецов Б.Г. Беседы о теории относительности. М., 1960.
Мамардашвили М.К. Некоторые вопросы исследования истории философии как истории познания // Вопросы философии, 1959, № 12.
Москаева А.С. Алгоритмы и "алгоритмический подход" к анализу процессов обучения // Вопросы психологии. 1965. № 3.
Розин В.М. Анализ знаковых средств в геометрии // Вопросы психологии. 1964 a. № 6. Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М., 1962.
Щедровицкий Г.П. "Языковое мышление" и его анализ // Вопросы языкознания. 1957. № 1.
Щедровицкий Г.П. и Алексеев Н.Г. О возможных путях исследования мышления как деятельности // Доклады АПН РСФСР, 1957, № 3.
Щедровицкий Г.П. О строении атрибутивного знания. Сообщения I и V. "Доклады АПН РСФСР", 1958, № 1, 1959, № 4.
Щедровицкий Г.П. О некоторых моментах в развитии понятий // Вопросы философии, 1958, № 6.
Щедровицкий Г.П. К анализу процессов решения задач // Доклады АПН РСФСР, 1960, № 5. Щедровицкий Г.П. О различии исходных понятий "формальной" и "содержательной" логик // Проблемы методологии и логики наук, Томск,1962.
Щедровицкий Г.П. Методологические замечания к проблеме типологической классификации языков // Совещание по типологии восточных языков. Тезисы докладов, М., 1963.
Щедровицкий Г.П. Проблемы методологии системного исследования. М,, 1964.
Щедровицкий Г.П. О принципах анализа объективной структуры мыслительной деятельности на основе понятий содержательно-генетической логики // Вопросы психологии, 1964, № 2.
Щедровицкий Г.П. О методе семиотического исследования знаковых систем // Семиотика и восточные языки. М., 1967.
Щедровицкий Г.П., Алексеев Н.Г., Костеловский В.А. Принцип "параллелизма формы и содержания мышления" и его значение для традиционных логических и психологических исследованийСообщ. I-IV // Докл. АПН РСФСР. 1960. № 2,4; 1961. № 4,5.
Щедровицкий Г.П., Костеловский В.А. К анализу средств и процессов познания пространственной формы Сообщения I-II // Новые исследования в педагогических науках. Вып. 2,4. М., 1964-1965.
Щедровицкий Г.П. и Ладенко И.С. О некоторых принципах генетического исследования мышления // Тезисы докладов на I съезде Общества психологов, М., 1959, вып. 1.
Щедровицкий Г.П., Розин В.М. Концепция лингвистической относительности Б.Л.Уорфа и проблемы исследования "языкового мышления" // Семиотика и восточные языки. М., 1967.
Эйнштейн А. Сущность теории относительности. М, 1955.
(1) - Этот перечень, конечно, не сможет исчерпать тех направлений, которые нужно было бы перечислить при систематическом исследовании нынешнего состояния проблемы; но для наших целей его пока вполне достаточно.  
(2) - При этом, конечно, важное значение имеет вопрос о способах и средствах изображения системы понятия. Но мы его здесь опустим, так как обсуждение потребовало бы иного, более широкого контекста; мы будем пользоваться блок-схемами такого же типа, какие применяли в первом сообщении (см. также [Щедровицкий 1964 a - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/12/gp64a.doc, Щедровицкий, Юдин 1964 i - http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/16/Gp64i.doc]).  
Щедровицкий Георгий Петрович (23.02.1929 - 03.02.1994), философ и методолог, общественный и культурный деятель. Создатель научной школы, лидер основанного и руководимого им на протяжении 40 лет Московского Методологического Кружка (ММК) и развернувшегося на его основе методологического движения. Разрабатывал идею методологии как общей рамки всей мыследеятельности.
- - - - - - - - - - - - - - - -
смотри сайт Фонд "Институт развития им.Щедровицкого"
http://www.fondgp.ru/
- - - - - - - - - - - - - - - -
Щедровицкий Георгий Петрович, 23.02.1929 — 03.02.1994, философ и методолог, общественный и культурный деятель. Создатель научной школы, лидер основанного и руководимого им на протяжении 40 лет Московского Методологического Кружка (ММК) и развернувшегося на его основе методологического движения. Разрабатывал идею методологии как общей рамки всей мыследеятельности. Щедровицкий Георгий Петрович, 23.02.1929 — 03.02.1994, философ и методолог, общественный и культурный деятель. Создатель научной школы, лидер основанного и руководимого им на протяжении 40 лет Московского Методологического Кружка (ММК) и развернувшегося на его основе методологического движения. Разрабатывал идею методологии как общей рамки всей мыследеятельности.
 
   
© Виталий Сааков,  PRISS-Laboratory
вверх вверх вверх вверх

    оставить сообщение для PRISS-laboratory
© PRISS-design 2004 социокультурные и социотехнические системы
priss-методология priss-семиотика priss-эпистемология
культурные ландшафты
priss-оргуправление priss-мультиинженерия priss-консалтинг priss-дизайн priss-образование&подготовка
главная о лаборатории новости&обновления публикации архив/темы архив/годы поиск альбом
с 03 август 2011

последнее обновление
22 ноябрь 2014