Щедровицкий П.Г.  С чего начинаем?
Верховский Н. Мы с Верой Леонидовной обсуждаем... Сегодня должна быть вторая часть, посвященная культуротехнике. На прошлом такте мы обсуждали культуротехнику и позицию культуротехника на схеме воспроизводства деятельности и трансляции культуры (ВДиТК).
Данилова В.Л. Попробую сказать. Насколько я помню, в прошлый раз ты пытался сказать, как она начиналась. Ее можно увидеть на схеме уже в 60-м году. Было понятно, что к 70-м, когда Георгий Петрович вынес ее на обсуждение, она должна была уже звучать иначе. В частности, сейчас стали разбираться, что в середине 70-х происходит какая-то сильная проблематизация. Конец 70-х, начало 80-х характеризуется началом возвращения к идее ситуации. Дальше, где-то там оформляется схема шага развития. Но понятно, что идея этого… заключается в том, чтобы ассимилировать идеи шага развития. В связи с этим… культуротехника всегда связана с шагом развития.
Я ожидала, что ты на этой лекции будешь рассматривать, как трансформировалась идея культуротехники в конце 70-х, начале 80-х. И как продолжение этого контекста, здесь очень интересен вопрос о соотношении идеи развития деятельности с идеей культуротехники. Вроде как поначалу появилась культуротехника и управление развитием деятельности, то, как я понимаю, в 80-е это представление уже сильно проблематизировано.
Верховский Н. Если я правильно понял, еще один контекст был в следующем: вы осуществляли на прошлой лекции связку норма-ситуация, и то, как норма с ситуацией живут, даже не ситуацией, а социально-производственной системой, как я помню по цитатам. А в этот раз должен был быть ход на способ работы с нормой. И тогда должна выстроиться вся эта линия на то – развивается ли норма или не развивается, или меняются одни нормы на другие, и вот этот верхний слой схемы ВДиТК как предмет работы. На прошлой лекции вы его как предмет не обсуждали, хотя можно сказать, что в конце, когда было про художественные произведения, там есть кусочек.
Щедровицкий П.Г. Попробуем пойти с другой стороны. Итак, как я двигался. Первое, я зафиксировал в качестве ключевой темы, по крайней мере третьего семестра, а значит фактически и всего года, тему смены онтологии. Считаю эту линию наших обсуждений чрезвычайно важной.

Хотя безусловно на полях имеет смысл зафиксировать, что то понимание онтологии, которое существовало на первом этапе, т.е. на этапе содержательно-генетической логики, вплоть до схемы научного предмета, и то понимание онтологии, которое, если хотите, вытекает из самой идеи воспроизводства деятельности и трансляции культуры, когда онтология рассматривается по логике самой этой схемы в качестве очень сложной системы нормировки – это разные представления об онтологии. И хотя, описывая функции онтологической картины в научном предмете, Георгий Петрович постоянно обращает внимание на то, что онтология является ядерной структурой, во многом нормирующей переходы и способы связывания других элементов научного предмета – это пока недо-онтология или это недопонимание сути онтологии, а значит и онтологической работы, с точки зрения последующих представлений.
Теперь второй сюжет, который важно сразу зафиксировать в связке с первым. Я стоял перед проблемой выбора последовательности рассуждений. И дело не в попытках соответствовать исторической былости, а именно в некоторой уже наметившейся в моем курсе интерпретации логики отношений между самими линиями работы и способами схематизации. Безусловно, можно легко показать, что так называемая «схема конверта», в которой различены средства, цели, объект и прочее, являясь предформой или самой упрощенной формой будущей схемы акта деятельности, присутствует в истории работ кружка раньше, чем схема воспроизводства. Ну, или одновременно со схемой кругооборота средств деятельности, которую Георгий Петрович описывал как схему развития мышления, или схему, претендовавшую на то, чтобы зафиксировать эту проблематику нетривиальности процесса развития мышления. Где развитие происходит через смену средств.
Но и это мы будем обсуждать с вами весь следующий семестр, во всяком случае, так как я его вижу на сегодняшний день. Дело в том, что не имея идеи воспроизводства деятельности и трансляции культуры и схемы ВДиТК в качестве рамки интерпретации, мы никогда не проведем разграничительную линию между схемами акта деятельности в ММК и, например, представлениями австрийской политэкономической школы. Или, например, представлениями о социальном действии Парсонса, представлениями о деятельности и действии в психологической теории Алексея Николаевича Леонтьева. Нам будет очень трудно ответить на вопрос: а в чем же была специфика ММК в трактовке акта деятельности и акта действия. Или иначе: акта деятельности и действия. Потому что весь этот набор отношений между целью и средством, средством и объектом, целью и объектом – он достаточно традиционен для большого числа разнообразных течений мысли 20-го века.

И если вы внимательно начнете читать книгу Мизеса, которая называется «Теория человеческой деятельности», так, на всякий случай, написанную в 1932-м году, где он говорит, что в основе всех гуманитарных наук лежит теория деятельности, которая суть праксеология и прочее, то вы не сможете провести эти разграничительные линии. Еще раз повторяю, если не помнить, что все это происходит параллельно, а точнее в рамках развертывания идеи воспроизводства деятельности и трансляции культуры.
Поэтому я принял волевое решение и начал со схемы воспроизводства. Поэтому можно было бы нарисовать следующее отношение. Вот мы фиксируем схему знания, после этого у нас, безусловно, присутствует линия эволюции к схеме акта деятельности. У нас присутствует линия эволюции к схеме воспроизводства деятельности и трансляции культуры, а я утверждаю следующее, что подлинная трактовка специфики понимания акта деятельности в ММК невозможна без анализа вот такого вот отношения. Это отношение, если хотите, соприсутствует при интерпретации категориальной трактовке схемы акта деятельности, предшествует в логическом смысле, сопровождает, задает контекст интерпретации. Дальше через точку с запятой можно перечислить разные варианты отношений между ними.
Поэтому вторая моя точка внимания была направлена на вот этот выбор. Выбор последовательности, а значит и логики моего анализа специфики эволюции идей ММК.
Теперь третий момент, очень важный. Если мы упустим факт или процесс параллельного разворачивания представлений о воспроизводстве и представлений об акте деятельности, то мы никогда не поймем как переинтерпретировалась сама схема воспроизводства. От очень простой схемы, которая фиксирует единство процесса трансляции и разрывности ситуации, в схему, которая присутствует в педагогике и логике, в схему с огромным количеством позиционеров, как в слое ситуации, так и в слое трансляции культуры. Т.е. в схеме, которую я приводил из 80-го года. Вообще, между этими схемами нет ничего общего. Это разные схемы. [Почему мы говорим, что] это одна и та же схема[?]
Это любимый пример Георгия Петровича, где он говорит: открываете домашний альбом, вы видите фотографию маленького ребенка в детской кроватке, потом вы видите фотографию ребенка десяти и двенадцати лет, потом тридцати лет, потом семидесяти лет, а потом гробик.

Вообще, если бы вы не знали, что это один и тот же человек, вы бы никогда не идентифицировали эти фотографии друг с другом. Мой старший сын Паша до трех лет был белокурым, голубоглазым мальчиком. Сегодня ничто не напоминает этот приятный образ. И это реальность. Человек очень сильно меняется.
Мы говорим, что это одна и та же схема воспроизводства, потому что мы знаем, что это одна и та же схема воспроизводства. Но если мы рисуем две ветки эволюции, но на самом деле даже не две, а больше, о чем можно специально сказать, то мы должны понимать, что развертывание этой схемы всегда идет через другие таким вот зигзагом. Когда содержание, выстроенное на одних схемах, рефлексивно выворачивается в другие схемы и начинает насыщать дополнительным мясом, новыми графемами, символами, знаковыми образованиями и некоторыми интерпретационными структурами, которые поддерживают эту семиотику, насыщают тем содержанием и теми формами репрезентации этого содержания, которых в исходной схеме не было и в помине.
Поэтому, когда вы спрашиваете меня: культуротехника…? Понимаете, с точки зрения интенции она присутствует с самого начала. Но для этого надо ввести знак позиции. Потом вывести с помощью знака позиции типологию деятельности, потом рефлексивные отношения, которые могут возникать между типами деятельности, какие-то иерархические и гетерархические связи. Потом нарисовать в 68-м году схему методологической работы, которая в свою очередь будет вытекать из анализа в рамках «Педагогики и логики» – отношения между теоретиком, методистом, инженером и т.д. Тогда мы можем врисовать в блок под названием «трансляция культуры» позицию и сказать, что там есть некто, кто процесс трансляции берет как деятельность или одеятельноствовает трансляцию культуры, и трансляция культуры, до того предстающая как естественный процесс, как что-то происходящее, начинает трактоваться как искусственно-техническое действие.
Поэтому фактически я не линию веду, я все время перескакиваю с одной кочки на другую, причем очень часто возвращаясь назад. Я не иду куда-то вперед по болоту. Я осуществляю такое очень странное движение по постоянной переинтерпретации, втягиванию смыслов, содержаний, этих интерпретационных полей из других линий движения, которые у меня в голове есть, и за счет этого выстраиваю как бы эволюцию основной линии.

Кстати, между прочим, обратите внимание, что именно это описывал Георгий Петрович в Аристархе Самосском. Когда они фиксировали парадокс линейно дискурсивного решения задачи и наличия кучи иных уровней, в которых присутствуют другие средства, которые не даны в этом дискурсе, а привлекаются в него. И только понимая наличие этих контекстов можно понять, почему движение идет именно так. В общем, мы это и делаем. Мы это делаем всегда. В любом размышлении. Но в данном случае то, что семестр посвящен схеме ВДиТК, не должно нас обманывать. Мы ведем обсуждение схем воспроизводства деятельности и трансляции культуры – разных схем. И вместе с тем, разных интерпретаций. Там есть много общего, но там есть и огромное число существенных различий.
Теперь, чрезвычайно важным для меня является постоянная линия, которая связывает между собой образ жизни и способ социального, а в пределе социально-политического самоопределения самого Георгия Петровича и Кружка. Кружка, как некоего такого социального института, структуры, которая влияет на развитие теоретических идей и представлений, находя в них некое дополнительное обоснование выбираемого способа самоопределения и жизни. Поэтому, частично отвечая на один из вопросов, которые вы сейчас ставили, я могу сказать, что надо очень хорошо понимать, что лекции о культурологии и культуротехнике с системомыследеятельностной точки зрения по датам совпадают с интервью с Колей Щукиным под названием «Я всегда был идеалистом».
Вот эти шесть интервью читаются, условно – октябрь, ноябрь, декабрь, и одновременно идут лекции – 07.11., 06.12. И если мы вот этого не видим, то мы просто не понимаем, о чем он говорит. Почему он начал об этом жизнестроительстве, о том, что они перестраивали культуру. Он на самом-то деле про себя думает, а Коля рассказывает историю: как он дошел до жизни такой. Но он не знал, что на этом кончится, он думал, что он дальше будет рассказывать о том, как он дальше жил, а не только о семье и предысторию вопроса. Он ищет эту схему, на которой он будет про свою жизнь рассказывать, находит ее. Он в этот момент себя начинает мыслить в качестве культуротехника. Он пытается найти имя для себя. Он пытается свою историю теоретизировать. Одновременно подчеркивая, что та социальная позиция, которая выстроилась, сложилась – она с большим таким налетом вот этой культуротехнической ориентации, или ориентации на развитие, на прогрессорство с вынужденным столкновением с культурой.

И здесь очень трудно сказать, что сложнее. Например, его размышления о том, что он вывалился из семейной традиции? Семья же тоже есть некая форма физического существования культурных норм и их трансляции. А он себя противопоставил семье. Вся семья, в общем, делом занималась, а не какой-то философией. Военным делом, медицинским делом, инженерным делом. Придумывали ферросплавы, катюши делали, или микробиологией занимались. В конце концов, построили отечественную авиационную промышленность. А он вдруг занялся чем-то совершенно непонятным. И с прагматической точки зрения еврейская мудрость заключается в том, что у каждого должно быть ремесло, а философия точно не ремесло, оно не прокормит.
В общем, при всем том контексте, который существовал, когда занимаешься делом – понятно, вот дедушка получил государственную премию за технологию ускоренного строительства авиационных заводов. А он что сделал? И это постоянный рефрен, тем более что живет он на Соколе, денег у него нет, купить квартиру он не может, а еще на семинары [приводит] какие-то. И в туалете все время на стульчак писают, а объяснить этой молодежи, что надо поднимать стульчак, когда приходишь в гости в чужой туалет, невозможно. Не смейтесь, бабушка очень переживала. И дед, которого уже судом чести судили пару раз, чуть не расстреляли, в Куйбышев ссылали, он должен на старости лет купить квартиру этому взрослому, и отселить его, наконец, что бы он не мешал жить остальной семье.
Поэтому вот это «Я всегда был идеалистом» можно по-разному прочитать. Но, обратите внимание, это было всегда. Вот это была всегда попытка, которую в схеме мыследеятельности он это выразил, он говорил, что содержание мышления, действия, коммуникации должно быть одним. Как живешь, так и говори; как говоришь, так и мысли; как мыслишь, так и живи. Собственно схема мыследеятельности, она ведь про это. Это тот же период.
Поэтому, понимаете, культуротехника, «Я всегда был идеалистом», и схема мыследеятельности – это про одно и тоже. Это его попытка в возрасте пятидесяти лет осознать некие принципы про самого себя, а значит и про все остальное. Это вот АКМЭ. Поэтому, знаете наверное, потом выяснилось, что культуротехника – это не совсем развитие, что оно чего-то там не делает, но все это такая лабуда.

Я хочу, чтобы вы почувствовали, и я все время пытаюсь к этому подвести, что человек мыслит, рефлектирует, прежде всего себя, свой образ жизни и свое место в мире. Он ищет некие конструкции, которые, во-первых, позволяют ему жить в этом мире, не сойти с ума, или еще что-нибудь с ним не произошло, а с другой стороны, это осмысление должно носить некий идеальный, теоретический, концептуальный характер. Но особенно, если ты публичный человек. Ты все время преподаешь, учишь и так далее. Тут слабину нельзя давать.
Поэтому, это вот такой замес. Когда Георгий Петрович в этом последнем фрагменте, который я цитировал вам на прошлой лекции, говорит, что мы ставили перед собой задачу жизнестроительства и одновременно мы перед собой ставили задачу перестройки существующих структур деятельности: в науке, педагогике и т.д. А когда мы ставили эту задачу, если находиться в теоретической плоскости, мы мысленно включали наше действие в процессы развития деятельности. Мы сталкивались с культурой. Культура, с одной стороны, противостояла нашему действию и оказывалась той глубинной причинностью, которая поддерживала консервативность этой деятельности, которую мы пытались переделать. С другой стороны, вынужденно становилось предметом нашего воздействия, потому что, не перестроив эту глубинную структуру культурных норм, мы не могли решить задачу изменения деятельности.
И только потом мы поняли, что говорим прозой. Т.е. занимаемся культурной нормировкой, культуротехникой и культурной инженерией. Вынужденно занимаемся, потому что именно эти структуры играли самую большую роль в обеспечении воспроизводства существующих структур деятельности, которые мы хотели перестроить. Мы напоролись на культуру.
А дальше историческая реминисценция. Потом мы поняли, что это все так. Римляне приходили в новые земли или еще куда-то, приносили с собой бюджет, акведуки, канализацию, организацию армии, считали это благом. Но эти странные люди, ради каких-то давно умерших предков взрывали эти акведуки, воевали с этой армией, отказывались от бюджета. Потому что они говорили, что у нас другая культура. И с точки зрения римской рациональности это было необъяснимо, а сам термин культура – носил ругательный характер. Как объяснительная модель, почему эти люди отказываются от цивилизации.
И говорит он: и дальше это транслируется и повторяется много раз. Интерес к культуре возникает каждый раз, когда человечество сталкивается с чем-то иным внутри себя, пытается это перестроить, а потом выясняется, что там есть какая-то глубинная нормативность.

Поэтому, когда Европа стала второй Римской империей и рванула оцивилизовывать весь окружающий мир, резко вырос интерес к культуре. И это произошло во второй половине 18-го - начале 19-го и особенно в середине 19-го века. Вновь они переоткрыли проблематику, которую хорошо понимали римляне и неплохо понимали иезуиты. Тогда они делали свою цивилизационную миссию в Латинской Америке и ряде стран Азии и т.д. До сих пор можно купить такую путевку по иезуитским поселениям в Латинской Америке. Очень поучительно. В этом плане как бы на себе открывается этот деятельностный механизм, дальше он проецируется в историю. В истории видится, что этот механизм постоянно существует, он вспыхивает в разных ситуациях и имеет некоторую глубинную структуру. И этот механизм собственно потом и схематизируется.
Теперь, очень важный момент. Георгий Петрович начинает свои лекции 80-го года про культуротехнику с того, что он говорит: «Это вам сейчас кажется, что представление о трансляции культуры – это что-то само собой разумеющееся. Когда мы начинали об этом говорить, так не говорил никто, более того, мы были единственные, кто описывал и объяснял культуру через процессы трансляции». А я могу сказать: «А не коммуникации».
Потому что если вы сегодня возьмете кучу культурологической литературы, то вы выясните, что там в подавляющем большинстве случаев культура вводится через процессы коммуникации и через стилистические моменты организации этой коммуникации. Поэтому он говорит: «Мы были первыми и единственными. Потом нас цитировали, потом эта калька начала воспроизводиться во многих работах без понимания того, что мы вкладывали в это представление, как с точки зрения проблем идеи деятельности, так и с точки зрения проблемы идеи культуры». «Потому что, – говорит Георгий Петрович – вставить культуру в трансляцию, или иначе, вывести культуру из трансляции, рассмотреть культуру как единицу именно процессов трансляции и воспроизводства, было радикальным шагом в ином направлении, чем многие, большинство других попыток описать феномены культуры и построить понятие культуры». Он же там резко говорит: «Только мы и построили, а у остальных нет этого понятия культуры, потому что они не там его ищут».
И отсюда сразу вот эти противопоставления культурного и социального, резкое противопоставление. И одновременно вот эта растяжка на производство и клуб с очень непростыми отношениями между клубом развития, культуротехникой и культурой, или культурной нормой.

Теперь, здесь наверное важно, и Георгий Петрович часто это подчеркивает, что мы так протрактовали культуру и ввели для нее в качестве основного процесс трансляции во многом потому, что нас интересовала деятельность и развитие деятельности. Если бы мы этим не интересовались, этой рамки не было бы, то скорее всего мы бы до этого не доперли и не ввели бы такого представления.
Поэтому мы имеем соприсутствие на всех этих этапах представления о развитии, а точнее об управлении развитием. Не о развитии в смысле философской категории, которая давно развивается в разных философских направлениях, много лет и даже сотен лет, а именно отношение к самому развитию с точки зрения постановки задач по его управлению.
Обратите внимание, что интересно: то, что потом получило название «сферно-фокусная схема», где культура вытащена из схемы воспроизводства и погружена поверх схемы шага развития. И он обсуждает разные этажи этой искусственно-технической работы с культурными нормами разных типов, и вводит функционал науки, инженерии, искусства в решение задач управления развитием. Но это туда, далеко, в конец. Это мы туда с вами идем. Может быть, когда-нибудь дойдем.
И смотрите, возвращаясь от того, что я сказал сейчас и к тому, что я сказал до этого. Очень важно, что на следующем шаге, т.е. по мере насыщения этой схемы воспроизводства более сложными конструктами, по мере того как поверх нее, поверх базовой схемы, рисуются другие схемы, в том числе позиционные, и появляется возможность говорить о культуротехнике – здесь очень важный момент. Фактически, начинают обсуждаться не только процессы трансляции культуры, но и та социальная организация, те институты, которые превращают культуру в процесс трансляции. Которые обеспечивают трансляцию таких единиц, которые мы в другой структурной и организованостной рефлексии называем единицами культуры.
Отсюда очень интересна система сопоставлений. Вот ММК – это институционально что такое? Это университет? Это монастырь? Мы все знаем, что все изобретения, подготовившие промышленную революцию, все были сделаны в монастырях. Или это орден? Например, орден иезуитов. Или это египетские жрецы, которые институционально отвечали за трансляцию, в том числе геометрических, математических, астрономических и прочих знаний?

Астрономических знаний в широком смысле слова, включая понимание того, как это влияет на климат, на разливы реки Нила, как это может использоваться в сельском хозяйстве или военном деле. Вот вам типичный институт, заточенный на обеспечение трансляции культуры.
И вот мы методологи, мы кто? Или не так. Мы методологи кем должны быть, кем мы претендуем быть? Но обратите внимание, на первых схемах этого нет, хотя  с самого начала схема воспроизводства теснейшим образом связана с педагогической позицией. Педагог он вообще кто? Он культуротехник? Вид культуротехника? Георгий Петрович всегда говорил, что до определенного периода в дидактике и теории педагогики существовал принцип природосообразности. Что делает учитель? Он стимулирует открытие природных задатков, склонностей. Как-то их напильничком оттачивает в соответствии с требованиями социума.
Но обратите внимание на принцип Дистервега, что не природосообразность, а культуросообразность. Это для конца 18-го, начала 19-го века была радикальная новация. И все время такая проба. Тезис о том, что я занимаю позицию в схеме, он на самом деле жизненно очень глубокий. Я осуществляю пробы. Я взвешиваю, а кем я являюсь или могу быть в мире, который описан или схвачен в этой схеме? И интерес довольно большой на переходе от теоретико-мыслительного к теоретико-деятельностному периоду, или от такта содержательно-генетической логики к деятельностным представлениям и к педагогике. Он имеет много мотиваций. И то, что надо учить неофитов, о чем я вам долго рассказывал, и то, что именно педагогика позволяет в генезисе раскрыть предмет, которым мы занимаемся – мышление. Посмотреть, как мышление возникает, как оно формируется, как структурируется – чего нельзя увидеть в ставшей форме. Но не менее важно – это примеривание на себе позиции. И с точки зрения сферной, а не заняться ли нам педагогикой? А не является ли нашим предназначением перестройка педагогического процесса? А с другой стороны, ударные педагоги.

Я считаю, Георгию Петровичу образ учителя всегда не нравился, конечно, потому что трудно быть учителем, когда ты не повторяешься, учитель не может быть слишком разнообразным, потому что иначе он перестает свою функцию выполнять. Георгий Петрович очень не любил повторяться, хотя дальше ты вынужденно это делаешь. Столкнувшись с непониманием, ты вынужден каждый раз осуществлять ракообразное движение. Возвращаться назад, чтобы объяснить и заложить правильную основу. Начинать надо всегда с начала, нельзя начинать с конца. Поэтому, когда ты сталкиваешься с тем, кто только формируется, ты обязан вернуться назад, выделить основу знания и постараться ее передать, а не надстройки разного рода, которые потом возникают. Потому что если ты не положил основу, то она рухнет, т.к. ей не на чем крепиться.
Поэтому можно сказать, что педагог того периода – это такой особый культуротехник. Он работает с культурными нормами. Он существующие культурные нормы разбирает на кусочки, а индивидуализированные нормы, которые должен освоить этот человек или группа людей, он собирает, формируя индивидуализированные нормативные структуры.

Вопрос. А здесь работа в культуре в каком смысле?
Щедровицкий П.Г. В прямом смысле, Дистерведа. Культура является предметом твоей работы. Ты восстанавливаешь норму существующей деятельности, разбираешь ее на части, выстраиваешь последовательность формирования этой нормы и передаешь ее в процессе педагогической работы.
Сорокин К. Нормы одни и те же.
Щедровицкий П.Г. В принципе, да. Они не одни и те же, они просто одни. Норма – она и есть норма.
Сорокин К. В этом смысле культуротехника подразумевает создание новых норм.
Щедровицкий П.Г. Знаешь, я бы ответил грубовато. Если ты дорос до создания новых норм, то подразумевает, а если не дорос, то лучше не выпендриваться. Делай старые, лучше будет. А дорос ты или не дорос до новой нормы, на самом деле определить можно только к 70-ти годам, а к этому времени уже креативный потенциал иссяк.
И конечно очень важно, понимаете, те первые формулировки про Бриджит Бардо и т.д. и т.п., возникают в контексте лекций по методологии истории, тоже очень важно. Потому что, фактически, содержанием истории являются перипетии процессов трансляции культуры. Но это еще [Гердер] писал, что культура является содержанием всеобщей истории человечества.

Не буду цитировать эти сообщения. А может и буду. В третьем сообщении Георгий Петрович говорит:

«У людей воспроизводство, могу сказать воспроизводство поведения, могу пока отождествить поведение с деятельностью, только потом развести их, происходит путем непосредственного копирования. Каждое отправление поведения и деятельности может стать примером или образцом для копирования. Это отношение не предполагает специально выделенной культуры и происходит вообще без культуры. Такая форма воспроизводства приводит к очень быстрой эволюции деятельности. Примеры такого воспроизводства были зафиксированы Карлом фон Штейном в Южной Америке, на острове Папуа в Океании.
Для меня деятельность возникает только тогда, когда возникает культура. Происходит отделение деятельности от человека. Деятельность превращается в суперсистему, захватывающую людей и подчиняющую их себе.
Конечно, я при эволюции могу ввести понятие культуры и пользоваться им. Но при этом культура будет определена чисто функционально, через акт копирования. Культурой оказывается все то, что учащийся выделяет в деятельности [как] пример или [как] образец важного и существенного для того, чтобы воспроизвести ее. Это и есть как бы тот набор точек и ориентиров, как говорит Петр Яковлевич Гальперин, и кстати его представления как нельзя лучше соответствуют этой форме существования деятельности без культуры. В этом смысле это есть прямая оппозиция Выготскому и идее культурно-исторического подхода.
Совершенно ясно, что здесь бессмысленно говорить о морфологии и подобных культурных образованиях. Они меняются от случая к случаю. Для того, чтобы мы могли перейти к воспроизводству с культурой, должно произойти целенаправленное, техническое отделение и закрепление некоторых актов деятельности и связанных с ним объектов как образцов. По самым разным основаниям происходит отделение лучших образцов. В этом смысле, социальная организация предшествует появлению культуры. Социальная, а точнее социокультурная организация общества, есть условие выделения культуры.

Как только образцы начинают дифференцироваться и выстраиваются как иерархия, появляется культура как таковая. Складывается особая линия поддержания специализированных образцов.
Есть трансляция культуры как передача из поколения в поколение неизменных образцов, как условие воспроизводства деятельности. Здесь образцы соотнесены с социальными структурами. Но первоначально возникает совершенно другой тип трансляции образцов – через их непрерывное воспроизводство. Сам процесс трансляции формируется через разделение светского и сакрального. Собственно то, что принято называть сакральным – это и есть обособленное существование образцов как таковых в специально выделенном для этого пространстве.
Трансляция культуры через воспроизводство позже начинает превращаться в трансляцию через трансляцию. А для этого надо перенести образцы с человеческого материала на материал вечный, превратить его в знак, вырезать на карте, превратить в знания. Сакральное уже по функции есть знаковое. Жрец уже не человек. Он – знак или символ. Процесс жизнедеятельности и воспроизводства человеческого материала может начать пересекаться и так вплоть до католицизма, где священник не может иметь детей.
Развитие существует только в мире культуры, развивается только культура.

Щедровицкий П.Г. Какие вопросы?
Данилова В.Л. …
Щедровицкий П.Г. Да, я попытаюсь показать, что и схемы рефлексии и схемы кооперации – это все ипостаси схемы акта деятельности.
Коллеги, я хотел еще остановиться подробно на том пункте, который обещал, а именно, на представлении о норме и реализации. И, в общем, продолжаю оставлять такую возможность, что я это сумею обсудить. Параллельно обсудить представления о парадигматике и синтагматике. Но пока не чувствую себя готовым развернуто положить этот сюжет.
Одновременно, хочу вам сказать, что обязательно нужно будет с вами проговорить более подробно то, что я коротко высказывал на конференции по схематизации. Потому что вы помните, что мы держим одновременную эволюцию самих типов схем. И, как вы помните, на этой конференции я сформулировал тезис о том, что изменение типов схем во многом связано с эволюцией трактовок понятия системы. Нам этот кусок придется дополнительно разобрать, и также у нас остался один должок, потому что мы не завершили линию, связанную с представлениями о пространстве. Поэтому долг мой выглядит так: это фрагмент про проблематику единицы существования деятельности (норма-реализация); проблематика, связанная с иными представлениями о схемах и схематизации, нежели те, что мы обсуждали раньше; представления о пространстве и пространственной организации мышления и деятельности. Вот такие три фрагмента, которые нужно было бы проговорить.
Я вообще планировал это все обсуждать 24-го июля, но с высокой вероятностью буду в это время во Вьетнаме, поэтому маловероятно, что вы прилетите все во Вьетнам. Поэтому я пока не знаю, как мы будем дальше двигаться.
У меня еще есть лекция с подведением итогов этого курса, этого года. Но будем считать, что отчасти я ее сейчас проговорю. Здесь, конечно, масса проблем со схемой акта деятельности. Потому что курс про акт деятельности начинается с раздела под названием смысл.
В общем, пока мысль моя такая. Я следующий год прочитаю «акт деятельности» и, может быть, я надеюсь, оргтехническую схему. Следующий год прочитаю схему коммуникации и мыследеятельности, а последний год прочитаю про развитие и управление развитием. И все это очень удлиняется.
Ладно, какие есть вопросы?