главная
о
лаборатории
новости&обновления
публикации
архив/темы
архив/годы
поиск
альбом
|
|
|
| Виталий
СААКОВ Схематизация сознания и мышления Значение средовых и топических универсалий в предприятиях и практиках человечества (фрагмент 1.2) |
| вернуться в разделш | схематизация сознания и мышления: топические и средовые универсалии | |
| фрагмент 1.2 | Значение
средовых и топических универсалий в предприятиях и практиках человечества |
| преамбула
определение позиции инструменты оснастка первый такт работ второй такт работ |
| Преамбула Тема "среды" и "топики" берется как фон (далее, в перспективе - онтологический) для способности и функции интеллекта. Последним охватываются функции/способности как мышления, так и сознания. Формой охвата выступит "практика" и "предприятие". Тема "среды" звучит очень современно, в то время как тема "топики" будто бы почила в бозе, если не брать в расчет общего внимания к ней со стороны Средневековых схоластов, наследующих Аристотеля, и отдельных наследников схоластики в начале Нового времени. Ясно, что современное звучание "среде" придает экологическая страстность, охватившая каждого чтящего себя культурным и неравнодушным к благополучию судьбы человечества. Само собой разумеется, что экологическая рамка (или ее фрагмент) стала атрибутом науки и искусства, социальности и духовности, техники и метода. Экологическое же обрамление с необходимостью выделяет средовую предметность. |
Это в свою очередь
влечет за собой вполне определенную и не простую работу - заботу о формулировке
предмета мысли (понятия, схемы, модели). Или придания статуса (или хотя
бы формы) идеологии всякой неудобной предметности, не поддающейся сходу
интеллектуальной обработке. А уходящий век свидетельствует, что тема "среды"
на самом деле интеллектуально неудобна и постольку зачастую превращается
в "средовой агностицизм". Здесь один шаг от идеологии к интеллектуальной спекуляции и риторическим фигурам. Исключений минимум и, прежде всего, это обработка темы "среды" у Генисаретского. Редкое исключение, но противоположного свойства, касается и темы "топики". Московский методологический кружок придал данному анахронизму (никак не укладывающемуся в идеологические и онтологические основания "лидирующих" форм мысли и потому пребывающему в небытии) историческое звучание и актуальный мотив. |
Историчность и актуальность
сопряжена и укоренена здесь в установке на трансформацию и развитие интеллекта.
Беря в интеллекте мышление и сознание вместе, сознание подлежит мышлению. Как в плане "всеобщности" культуры, так и в "индивидуальном" плане, индивидном. Мышление как бы природа сознания, а сознание его объект-явление. Требуется объективировать сознание в устройстве мышления - как механизмы отражения и интендирования. И это есть тема "среды" и "топики", тема предельных устройств и установлений мышления. А таковыми установлениями выступают "практика" и "предприятие". Смысловые взаимоотнесения используемых терминов сведены в таблицу: |
| природа сознания | таблица 2 | ||
|
механизм отражения
|
механизм интендирования
|
предельные установки | |
|
реализм
|
исследование
|
среда
|
|
|
познание
|
конструктивизм
|
топика
|
|
| характер практики и предприятия | |||
| 02.02.2000 | |||
| Значение средовых
и топических идей по отношению к выделенным областям мышления и деятельности
лежит в проблематике понимания, объяснения, инспирирования и применения
человеческой активности. Не важно, какой бы стороны предприятия и практики
не касались бы перечисленные проблемные аспекты - мыслительной, коммуникативной
или деятельной. Несомненно, что здесь предельно тесная связь с "теорией
действия" и примыкающей к ней "социологией действия", а
равно с психологией, а далее со всем спектром в широком смысле практико-ориентированных
учений (от теории больших организаций до советов по ведению личного подсобного
хозяйства, от этики международных отношений до правил хорошего тона).
Наиболее широкий и узнаваемый контекст этой темы можно обозначить как
праксеология. Менее строго и определенно - как активное
существование в мире. Термин "активность" привлекается
в узком смысле. Во-первых, имеется в виду "вдруг" предпринимаемая
активность (начинание, предприятие духа, долг, дело...). Во-вторых, активность,
требующаяся практически ежечасно и повсеместно каждому более-менее живому.
И то, и другое следует воспринимать как необходимый момент существования,
как неизбежные "зло" и "добро" предприятий и практик
человечества. Теперь ограничу тему. В указанном тематическом контексте меня интересует прежде всего и, надеюсь не только меня, но и многих, следующее: |
возможность/невозможность осуществления достаточно масштабного и внезапного
действия, а также длительного и локального (другими словами, логика предприятия
и практики) способность/неспособность
их исполнения (другими словами, ресурсная оснащенность предприятия и практики) степень
беспрепятственности/преткновенности (т.е., степень свободности всего по
необходимости вовлекаемого в ареал предприятий и практик, а, следовательно,
и степень свободы любого предприятия и "новой" практики) мера
безграничности/ограниченности вовлекаемого строительного материала. Список завязан на один единственный и решающий пункт - организацию интеллекта (мышления и сознания) практика и предпринимателя. И как индивида, и как позиции. Организация интеллекта, собственно, и является причиной и результатом "числительного" или "знаменательного" финала действия. А, следовательно, устройства какого бы то ни было предприятия и состояния любой практики. Чтобы вынести за скобки темы все остальное, "нелегально" в ней пребывающее, произведу еще одно ограничение: речь идет и далее будет идти о типах предприятия и практики, структуре типов, способах и результатах, так или иначе определяемых и объясняемых, исходя из двух предельных установок сознания. |
Лучше - представлений
сознания. Еще строже - онтологических картин. Одна установка-представление-картина
относится к идее "среды", другая установка-представление-картина
к идее "топики". В терминах теории сознания это, соответственно,
(1) восприятие и полагание мира как всеобщей связности и безусловной сплошности
и (2) восприятие и полагание мира разрывным и дискретным. Определение позиции Не перечеркивая классической традиции средневекового "спора об универсалиях" и относя себя скорее к номиналистам (не столько из логической солидарности, сколько из эмоциональных побуждений - из любви к форме и формообразованию), я, тем не менее, буду исходить из своего "неправильного" понимания универсалии. Универсалия есть одновременно непреодолимое препятствие разуму и его, разума, бесконечный простор. И если все разумное действительно, и если разумна культура и все ей причастное, и если история движима разумом, то мое понимание может претендовать на статус понятия, и, разумеется, понятия культурно-исторической универсалии. Итак, в какие бы исторические и культурные формы не облекался бы разум, универсализм является его разумно-неразумным выбором(1). |
| А если относиться
к теме универсалий предельно грубо, но все же честно, то универсальной
оказывается всего лишь единственная проблема: как избежать шизофрении,
пытаясь в одном и том же месте, в одно и то же время, одним и тем же образом
быть и свободным от обстоятельств и соответствовать им, пребывать в мире
едином и делить себя среди миров (хотя бы среди двух - "внешним"
и "внутренним"), быть дуалистом (как минимум) и быть монистом
(как максимум)... <"Быть или не быть" + "и быть и не
быть">. Если этой формуле следовать пунктуально, пункт за пунктом,
то это и есть путь шизофреника, по ходу своего пути дающего богатый материал
для лингвистических занятий литератора и психиатра(2).
А не следовать? Тогда вообще говорить не о чем. Я рискну последовать, но постараюсь свести шизофренический риск к минимуму: займу культурологическую позицию(3). Именно позицию, как нечто большее точки зрения. И поэтому небезопасную. |
Тема универсалий
обязывает пишущего к универсализации. Это очевидно. Вместе с тем, и, как
это не парадоксально, она дает редкую возможность избежать стороннего
взгляда на описываемое. Это не вполне очевидно, хотя чужие ошибки свидетельствуют,
что отстраненное размышление уже на втором шаге обязывает к отказу от
темы либо ввергает в спекулятивные построения, не важно, диалектические
ли, метафизические ли. Если же не отстраняться от темы, проживая ее перипетии, то тогда как возразить очевидной универсализации - "любые деяния должны быть разумными"? А кто возразит этой универсализации - "человек сам творит просторы своему разуму"? А также - "человеческий разум препятствует собственному распространению"? Даже если возражать просто недосуг, то я воспользуюсь представившейся паузой в возвражениях, чтобы высказать несколько соображений о топических и средовых универсалиях. |
Инструменты Чтобы универсализировать и показать в этом виде связь характера человеческих предприятий и практик с топическими и средовыми установками сознания, я проведу ее, связь, последовательно в:  а)
идее, б)
теме, в)
стиле, г)
приеме и, наконец, д)
способе (смотри строчки таблицы), в которых различным образом проявляют и запечатлевают себя "среда" и "топика" в отношении становления, осуществления и трансформации частных и фундаментальных предприятий и практик(4). Например, духовных, в частности педагогики; интеллектуальных, в частности науки (если в широком смысле, а в более узком - философии и методологии); технических, в частности медицины, искусства и архитектуры; военных, прежде всего по духу, а не по букве. И пусть читатель все дальнейшее видит на фоне перечисленного. |
| пространство культурно-исторических универсалий "среды и топики" | ||||
| таблица 2 | оппозиция "среды и топики" | конструктивизация и функционализация "среды" | объективирование и субстантивирование "топики" | |
| идея "среды и топики" | ||||
|
тема "среды и топики"
|
||||
|
стиль "среды и топики"
|
||||
|
прием "среды и топики"
|
||||
|
способ "среды и топики"
|
||||
| Установление связи
фактически уже лихорадочно происходит, опережая появление на этом листе
письменного текста. И происходит, конечно, не следуя предложенной регулярности
списка. Но, и в этом оправдание подобной суетливости мысли, с настойчивым
упорством пытающейся выйти за пределы списка/реестра, с намерением трансцендировать
еще не запечатленные в нем "среду" и "топику"
от человеческой неуниверсальности и связанных с этим обстоятельств
его предприятий и практик. Далее, чтобы закрепить искомую связь именно
как универсальную, я вскрою в ряду предложенной последовательности: 1. Оппозицию" среды" и "топики" - идеологическую, тематическую, стилевую, в приемах и способах действия, 2. Конструктивизацию и функционализацию "среды" - как идеи, темы, стиля, приема и способа и 3. Объективирование и субстантивирование "топики" - как идеи, темы, стиля, приема и способа(5) (столбцы таблицы). Изложенное выше, как мне представляется, есть некоторый логический минимум, гарантирующий удержание пишущего в тематических рамках-границах универсалии. Я не буду возражать против вполне законного обвинения, что это логика ad hoc. Для культуротехники подобный выпад служит наградой. Десять тысяч культурологических суждений эквивалентны одной культуротехнической акции. Но, впрочем, имеет ли смысл махать руками после драки (когда задача уже решена)? |
Чтобы воспользоваться
устанавливаемой связью уже в демонстрационных - проверочных и испытательных
- целях, я произведу переворачивание исходного пункта с ног на голову:
от реакции "вечной" практики и неизбывных предприятий на пронизывающие
их время от времени топические и средовые импульсы с неизбежным превращением
последних в локальные - культурно, исторически - средовые и топические
идеи, темы, стили... к реакции средовых и топических универсалий на покушения
со стороны сменяющих друг друга практик и предприятий с неотвратимой трансформацией
последних в конкретно-исторические и далее локально-культурные формы человеческой
активности и бездеятельности. Оснастка Напрашивается вопрос, как возможно говорение о "среде" и "топике", взятых не только в своих предельных смыслах (это еще пол беды), но и вообще до и после смысла (например, хотя бы вне скупого определения и тощего понятия)? Ответ вовсе не странен: возможно, если приходится иметь дело с универсалиями (уже сложившимися или предуготавливаемыми к этому). Отчасти это возможно за счет уступки языку - не означающего, а как бы мыслящего слова (если по Хайдеггеру) и положившись на волю схемы, означающей саму себя и собой же говорящей. А озвучению и изображению подлежат "среда" и "топика" как идеи, темы, стили, приемы и способы. |
Так что, это уже
далеко не голые слова (термины) и требуется всего лишь видеть и слышать
"материализацию" и упорядочивание объема смыслов в придуманном
собой и для себя же списке(6).
Это культуротехническая работа в средствах знакотехники и герметехники
- не описательных, а созидательных процедур(7).
Техника эта по определению может являться универсальной лишь отчасти(8),
поэтому я по мере сил буду акцентировать ее применение(9).
Осмысление идеи чего-либо - как первый индивидуальный или родовой опыт - возможно уподобить попытке совладать, если метафорично, со звучащими образами и вибрирующими мыслями. Звучащий образ - это не представление, тем более не понятие, т.к. нет еще в природе способа представить звучащий образ как наглядный, а значит пока невозможно его застигнуть, закрепить и посему сохранить для памяти, из которой он мог бы быть извлечен для всякой мыслительной надобности(10). И хотя это еще не пред-ставление, но уже как бы до-ставление, не важно, доставленное в трансценденции или в скрупулезных непрерывных усилиях(11). Любое до-ставление имеет адресат, здесь адресатом доставки является способ. И только поэтому звучащий образ вовсе не слуховая галлюцинация, а сугубо функция представления. Для всего моего реестра. А вне реестра, конечно же, не более чем расстройство слуха или перегруженного воображения. |
| Итак, идея обязывает нас смотреть и видеть, чтобы слышать. Из всего шума необходимо расслышать "идею среды и топики" как культурно-историческую универсалию. Вроде бы ясно, но пугает: сколько нужно увидеть, например, вполне наглядную историю философии (в лицах, мыслях, жестах) от Гераклита до Хайдеггера или Фуко. И в этой череде разглядеть/расслышать топические и средовые идеи. Конечно же, чем тоньше слух, тем меньше можно видеть. Справедливо и так: можно меньше видеть, но нужен тонкий слух. Роль подобного зрительно-слухового аппарата играет схема - по форме знаковая, словесная, жестовая - всегда звучащий образ. Идея-как-мыслящее-слово и идея-как-схема есть также и вибрирующая мысль. Неподатливость слова и жесткость схемы, противостоящие случайным неосмысленным деформациям, позволяют самой мысли до поры до времени не быть ограниченной, а иметь некоторый размах, амплитуду относительно фиксированной схемы и скрепленного значения. Так, схема означивает больше, чем на это способна невысказанная или высказанная мысль. Она означивает мысль и ее размах. Чем жестче и грубее схема, тем больший размах может получить мысль, вплоть до собственного обессмысливания (что размах, несомненно, важнее в "конце", нежели в "начале" попытки мыслить). Филигранная схема и сложное слово, в конце концов, совпадают с мыслью, и мысль становится схематичной или просто еще одной фигурой речи. Иногда требуется и это. | Уйти от крайностей позволяет идее-в-схеме и идее-в-слове ее назначение - проникнуть сквозь реестр к способу и в нем же воплотиться. Выше я оговаривался (по поводу неизбежной хаотичности всякого начинания), что так мной называемая реестрификация возможна с любого пункта и в любом направлении, в т.ч. в обратном - в направлении идеи. От способа. Способ, конечно же, не представление. Что толку представлять "среду", если с ней следует, например, слиться (ввиду экологического призыва). В слиянии представление и не требуется. Требуется нечто иное. Здесь представление - излишний груз, тяжесть впечатлений, рефлексивно тормозящих пикантное средовое событие. Если искать подходящее мыслящее слово, то не найти лучше за-ставления, у-ставления. Заставить себя, принять устав, установление темы, идеи настолько, насколько мы нацелены слышать их образ, видеть, осязать(12). Чем поражает способ свою самую дальнюю цель - идею и ближайшую - прием? Своей органичностью им, присущностью любому событию и явлению, чего так не хватает той же идее. Способ есть случившаяся констелляция всевозможных ухищрений, приспособлений, стойкости, компромиссов, взяточничества и хищений. Именно случившаяся и пребывающая какое-то время как случай. Поражение способом идеи-цели, а равно заражение способа идеей, есть невероятный по удаче случай. Живой способ, а не схема и не слово, как носитель звучащих образов и вибрирующих мыслей! |
Это ли не чудо!
Более вероятны случаи заражения ближайших по реестру соседей способа -
приема и стиля. Но раз случилось заражение всем реестром, пребывать способу
вечно. Не это ли величайшая награда? И не это ли безысходный удел - для
кого-то вроде власть, для другого как бы рабство(13)?
Тема среды и топики, а за ней стиль и прием, оказались теперь у меня под перекрестьем идеи и способа. Если двинуться от идеи, то соседствующая с ней тема оказывается созвучием образов среды и топики, соединением в эффекте резонанса и разъединением при диссонансе мыслей о среде и топике, которыми вибрирует идея. Пока не вполне понятно, является ли тема усилением идеи за счет механичного ее ограничения? Или это ее ослабление как расплата за обещанную способом органичность в том, что, несомненно, чуждо идее? Или же различие их есть дань, взимаемая окружением идеи за вносимую способом присущность? Скорее, здесь двусмысленность: и то, и другое. Подобное тем более вероятно, если вообще все эти логические и психологические прыжки стартовали бы с темы. Чтобы показать непорочность здешней двусмысленности (всегда осуждаемой), впору предъявить обещанную универсальность тематизируемых содержаний: в конструктивизации и функционализации "среды" и, соответственно, в объективировании и субстантивировании "топики". |
| Первый
такт работ Подразумевая, что универсалия есть закон, пусть даже до поры до времени не высказанный и не кодифицированный и не записанный в тот или иной контекст, я вправе объявить законность <темы среды и топики> во всем множестве высоких и приземленных контекстов: в контекстах науки и искусства, повседневного существования и выдающихся событий, мгновенных авантюр и тягучей рутины. Первый штрих к контексту науки. Существует расхожая точка зрения, что материалистическое представление (от наивного "материализма" древнегреческих мудрецов до торжества материализма в самых высоких промышленных технологиях) обеспечило исторический прогресс науки. Успех этот гарантирован якобы радикальным физикализмом и непосредственным эмпиризмом, контролировавших, чтобы наука и в мысли и на деле оперировала только "реальными вещами"(14). Об искусстве и говорить тогда нечего(15). Оно еще больше, чем наука демонстрирует расхожему взгляду тот факт, что прогресс данного предприятия человечества только и связан со вниманием и заботой о "веществе" и "материале". Действительно, насколько бесплотной может быть скульптура? А без успехов химических наук - самого, что ни на есть материалистического предприятия человечества - был бы возможен импрессионизм в эпоху ограниченной палитры минеральных и органических красителей? |
Да и сам мазок кисти
или канавка от резца гравера не свидетельствуют ли о неоспоримом торжестве
вещества и телесности в искусстве? Ведь совершенно не явна забота и о
технике мазка и о культивировании техники смотрения, которыми не снабдила
нас скупая природа . И хотя я перечислил всего лишь расхожие точки зрения,
со счетов их не сбросить. Как без предположения о заранее предустановленной
гармонии (а что это означает, как не всеобщую связность, а если связность,
то и сплошную наполненность мира) возможно было состояться целому ряду
исторических предприятий науки и искусства? Смею предположить, что я наметил
в соответствии с сущностью темы-как-таковой собственно средовую тематику. Второй такт работ Тема составляется созвучиями, созвучия - мотивами. Из сказанного выше следует, что одним из ведущих мотивов средовой тематики(16) является мотив телесности. Этот мотив созвучен цельности, органичности, граничности, объемности... Человечество здесь даже не удовлетворяется формой мотива, слагая телесности гимны. Буквально половина человечества, встречая новый день, творит гимн телесности. А поскольку половина, то контрапунктом мотиву телесности каждый новый день озвучивается мотивом пространственности. Но, боже упаси, заподозрить меня в диалектике пространства-тела. Подобная "гармония" лично мне режет уши диссонансом. |
Контрапунктичность темы мотивирована отнюдь не мотивами, в ней звучащими. Это музыкальной форме не остается ничего другого, здесь же сама тема не терпит мотивировки мотивами, а потерпи она - и уже на втором звучащем такте окажется выхолощенной и высушенной. Поэтому в теме проявляется скрыто присутствующий со времен встречи способа с идеей пункт - экземплификат. Пространственность как мотив вовсе не противоположность телесности (ни логическая, ни топологическая, ни психологическая). Пространственность выступает оппозицией телесности в занятиях сугубо предметных практик, например, в скульптуре, в планировке населенных мест, в медицинской диагностике, осуществляющих себя в зависимости от ситуации по закону действия "пустоты с вещами" или по закону действия "вещи с пустотами". Ценностью вдруг объявляется то пустота, теснимая вещами, то вещь, теряющаяся в пустоте. Характерны феномены живописи. Сюрреалистические полотна С.Дали тематически должны трактоваться как "вещи в вещах". Он же является автором и сугубо вещного "полотна" данного мотива - интерьера в особняке М.Монро, в котором предметы меблировки и убранства при определенном ракурсе зрения оказываются как бы скульптурным портретом хозяйки апартаментов. |
| Пространственные
техники, и, прежде всего архитектура, пытаются иногда возвести пустоту
в абсолютную ценность и оперировать исключительно ею (свободная планировка,
перетекающие пространства, прозрачные стены, трансформируемые перегородки...).
Правда, приходилось использовать все те же "вещи", пусть даже
не в их собственной, утилитарной функции, а как знаки пространства, пространственных
отношений и пространственных впечатлений. Тем не менее, пространственность
и телесность могут выступить оппозицией в том или ином монологическом
ряду, например, в науке. Если же логический порядок обеспечивается, вопреки
науке, несколькими основаниями, то отношение оппозиции теряет конструктивный
смысл, зато приобретает функциональный - вещь как функция пустоты, пустота
как функция вещи. Итак, если подобное убеждает, то та же пространственность, не являясь оппозицией телесности, оказывается экземплификатом универсалии под именем "идея среды". Справедливо и обратное: телесность есть экземплификат универсалии "идея топики". |
Телесность принимает
на себя роль экземплификата идеи топики в теме среды, а пространственность
- средового экземплификата во всяких топических тематизациях. Подобная экземплификация есть свидетельство триумфа того или другого круга идей, способных вообразить мир либо топическим, либо средовым универсумом, исчерпывая его, тем самым, без остатка. А равно дает возможность восторжествовать соответствующим фундаментальным полаганиям - мира-как-топики и мира-как-среды. До этого торжества идеология топического и средового универсализма дает себя знать в эпизодических предвосхищениях пустоты и полноты мира(17). Контрапунктичность темы мотивирует любого, подхватывающего ее мотивы к тому, что идея, а далее стиль и прием как универсалии производны от процедур экземплификации. Лишь постольку отношение "среды" и "топики" универсально, поскольку средовые темы (и, прежде всего в мотиве телесности) экземплифицируют топические идеи, а топические темы (в мотиве пространственности) - средовые идеи. Но каким образом и в каком созвучии? |
К примеру, так:
мотив телесности есть ничто иное, как способ, предоставленный топической
идее, становящейся теперь темой, созвучной тому "остатку" мира,
который до этой поры упорно претендовал на средовой универсализм(18). Игра универсалий и экземплификатов (универсалий в экземплификаты, экземплификатов в универсалии) рано или поздно приобретает черты стиля, а, сложив его, распространяет правила игры повсеместно(19), что позволяет понимать стиль как свертку всего и вся в предзаданные темы. В образную свертку, если способ еще слаб или придерживается в запасе. В эмпирическое удостоверение всего и вся как среды и топики - пустоты и вещи, тела и пространства - если способ окреп и вырвался на волю. Мотив телесности в образах топики вносит в средовую тематику (саму по себе унылую и однообразную) импульсивность и разнородность, паузы, восходящие и нисходящие гаммы. А мотив пространственности в образах среды способен придать содержательность топической тематике (саму себя опустошающей в регрессиях различений). |
| |
| 3 - Культурология, имеющая собственную позицию, имеет собственное имя - культуротехника. |
| 6 - А в этом перечне уже можно угадывать "среду", как заявку нарочитой связности и сплошности. |
| 11 - Подобная нацеленность не чужда и культурологии, которой также как и культуротехнике необходимо иметь способности, например, к исследованию. |
| 19 - Негативный результат распространения - стирается идеологическое и тематическое различение "среды" и "топики", до этого задававшего энергетику и разнообразие предприятий и практик. |
| © Виталий Сааков, PRISS-Laboratory, 2000 февраль 10 | 
|
| оставить сообщение для PRISS-laboratory |
|
|
|
|
|
|
| с 14 апреля 2005 | |
| последнее
обновление 26 июль 2011 14 июль 2012 |