|
priss-laboratory.net.ru |
http:// evgeny saakov .ru |
предыдущая
версия сайта |
ГЛАВНАЯ
СООБЩЕНИЯ
ТЕКСТЫ
АЛЬБОМ
ЕВГЕНИЙ
АРХИВЫ
ССЫЛКИ
|
|
|
||||
|
сайт для со- |
 |
-беседников
|
||
| ТЕКСТЫ / ВИТАЛИЙ СААКОВ / РИСКОВАННЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ |
архив
текстов
2016
2015
2014
2013
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
|
||
|
РИСКОВАННЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ
1998 
|
||
|
Каждый раз, глядя на эту фотографию с Женькой, вижу
в ней одну из заключительных сцен "Сталкера" Андрея Тарковского.
Вспомните: объектив камеры неоднократно на протяжении фильма представлял
нам неприглядную картину жилища странного персонажа. Вспомните: объектив
камеры, т.е. наш взгляд, в представлении каждой из этих картин был статичен
и фиксирован на Сталкере. И вот, почти под занавес фильма, объектив медленно,
медленно начинает как бы оглядываться. Тона картины, до того серые и темно-серые,
начинают теплеть, вбирая в себя все больше и больше света. И когда они
набирают его без остатка, объектив - наш взгляд - вновь оказывается фиксированным.
Но фиксированным теперь на бескрайнем книжном стеллаже, залитом солнечным
светом. Теперь нам нет нужды разгадывать парадокс Сталкера: хрупкую душу
в грубом теле, выверенные мысли и неряшливое облачение… Ответ дан, и дан
исключительно сменой направления взгляда. Если в случае и с моим снимком последовать сходному операторскому приему оборачивания (и в техническом смысле съемки, и в физическом повороте головы), то нас ожидал бы эффект, некоторым мистическим образом схожий со сценой "Сталкера". Действительно, здесь, на снимке, объектив представляет нам стеллаж, не вмещающийся в рамки-границы картины. То есть, такой, как в жилище Сталкера. Сами видите. Взгляд наш также фиксирован на главном персонаже, правда с тем отличием, что персонаж не за пустынным столом и не в заваленной тряпьем кровати, а именно у залитого светом стеллажа. И еще с тем отличием, что объектив не оглядывается (не было тогда у меня и мысли о параллели со "Сталкером"), и мы не видим жилища, в котором расположен стеллаж. А ведь оно также неприглядно, как и у Сталкера. Пусть неприглядность и не столь эстетична, как в фильме. Но все же язык не повернется произнести привычное слово жилище. Его на снимке не увидеть, придется поверить. Ниже я объясню случившиеся с ним превратности и перипетии, а сейчас должен сказать о не менее важном. Две сцены, которые я сопоставил, не являются по смысловому сюжету композиционно симметричными. Конечно же, они не тождественны. Но определенно зеркальны, пусть и не строго. Зеркало, всегда обеспечивая формальную симметрию, иногда недвусмысленно указывает на содержательное различие исходного и отображаемого образов. Попробую разъяснить свою витиеватую мысль. (продолжение следует) ^^^вверх 2015-10-21 (продолжение) Например, так. Благодаря зеркалу реальное левое оказывается в отражении правым, а левое отражение реально есть правое. Всегда. И если вести чему-либо счет, то фактически первое в реально левом окажется безусловно последним для его отражения, ибо оно реально правое. И наоборот. Это будут две разные последовательности, разные до противоположности, если учитывать их стремления. Конечно, при одном необходимом условии: придерживаться порядка счета весьма и весьма педантично, значит только и только слева-направо. А нужен ли здесь, подле зеркала, этот математический педантизм? Если какой и нужен, то художественный. Но пусть он не будет чужд математики, как это обстоит с перспективой в живописи. Не знаю, насколько разъяснил, но разъяснение позволяет мне рискнуть: предполагаю, Сталкер родился в библиотеке. Образно ли, фактически ли - не суть. В публичной или в домашней - также не суть. И книжный стеллаж в его то ли жилище, то ли убежище - всего лишь небольшой фрагмент той библиотеки. Можно гадать, что уцелело этим фрагментом. Можно гадать о величине самого фрагмента, поскольку он обрезан рамками-границами экрана и кадра, скрывающими его границы. Гадать можно о многом. И не в последнюю очередь о катастрофе, приведшей жизнь к несвязной фрагментарности. Но что не подлежит гаданию? Как-никак, "Сталкер" Тарковского ведь об этом. Тем временем мы даже в своей обыденности понимаем: гаданию не подлежит главное. И это крайне важно. При том, что может быть мы и недопонимаем вынужденной обыденности подобного главного. На то она и обыденность. Хотя, обыденность обыденности рознь. В "Сталкере" и у Сталкера на наш сторонний взгляд тоже все обыденно. Но это - обыденность катастрофы, свыкшаяся с ней обыденность. А к чему важному и главному на фоне катастрофической обыденности подводит нас Тарковский? Важно: уцелеть в катастрофе главному. Главное: сохраниться в катастрофе важному. Пусть и фрагменту, но фрагменту главного и важного. Даже мельчайший уцелевший фрагмент важного и главного не позволяет обыденности заполнить собою все во всем. И в фильме на это важное и главное недвусмысленно указывает библиотека. Так на что именно? Главное в библиотеке: она важный залог непрестанного дления культуры. Важное в библиотеке: она главное условие непрерывности культуры. А вне непрестанности и непрерывности культуре не сохраниться и, тем более, не состояться. Мы же в своей обыденности успели привыкнуть к непрерывности культуры как к непосредственной данности. Мы свыклись с ее непрестанным длением. И что здесь удивительного? Мы с рождения окружены библиотеками, мы пожизненно освобождены трудов их собирания, тем более их спасания. Но ведь так было не всегда, и не всегда так будет... (продолжение следует) ^^^вверх |
||
| НА
ПОЛЯХ В этот же день я решил разместить для обсуждения на своей странице в Facebook последний абзац - "Главное в библиотеке: она важный залог…" - и саму фотографию. Мне показалось это возможным, поскольку в этом фрагменте не проглядывает ничего личного и биографического. А что до фотографии Женьки - так она служит неплохой иллюстрацией. Обсуждение состоялось, и я его привожу на отдельной странице. 2015-10-28 |
||
| 2015-11-12
(продолжение) Женька родился в "библиотеке" и рос вместе с ней. Пока так - в кавычках. Ни один десяток книг до его рождения уже разместился на книжных полках, вписанных в габариты чередующихся временных жилищ. А в кавычках потому, что практически на девять десятых полки были заполнены книгами по архитектуре и градостроительству - специальности родителей. Хотя эти книги и относились к миру искусства, но мира культуры на тот момент, увы, собой не представляли. Всего лишь "справочный отдел" профессиональной отрасли знаний. И сочетание "справочный отдел" тоже нужно брать в кавычки: на таковой, если более-менее строго, он не тянул. Большая часть книг для справочного отдела была слишком шикарна. Как-никак, приобретались они в центральных книжных Москвы, мало того, изданных в т.н. соцлагере. Лучшие издания были из ГДР. "Библиотека" также росла вместе с Женькой. И это понятно: на стеллаже появлялись ЕГО книги. В общежитии Московского архитектурного он в свои год-полтора, взглянув на полки, требовал "сине-белу" - так выглядел корешок его любимой книги сказок. И его книги также были достойными представителями мира искусства. При безусловном пиетете к содержанию сказок, родители особо были требовательны к иллюстрациям. Они должны были быть руки Билибина или того же достоинства. (…) Время вернуться к "Сталкеру". Иллюстративен ли фильм? Внимание Тарковского к композиции кадра и деталям в нем - маниакально. При этом любой кадр-картина необычайно далек от иллюстративности. Той иллюстративности, которая вторит текущему содержанию, которая, если в крайней степени, заменяет его собой, не только облегчая чтение, но и вовсе его отменяя. Именно таково большинство детских и юношеских книг поздней советской эпохи. Эпоха много грешила подобной иллюстрированностью, все шире подменяя ею оскудевающую повседневность. В итоге назначение иллюстрации перевернулось, вывернулось наизнанку. Иллюстрация-метафора оказалась замещена иллюстрацией-мифом. Первая наводила мосты между текстом как значением, что на поверхности, и контекстом как смыслом, что скрыто и потому не явлено. Вторая оставила одну поверхность, тщательно артикулированную и расцвеченную. Все было ясно и понятно с первого взгляда, и какие-либо вопросы сами собой отпадали. Ярчайшим на то время примером иллюстрации-мифа выступила Олимпиада-1980, ровесница Женьки. (продолжение следует) ^^^вверх |
||
| НА
ПОЛЯХ смотри обсуждение очередного фрагмента в Facebook: "Внимание Тарковского к композиции кадра и деталям в нем - маниакально. При этом любой кадр-картина необычайно далек от иллюстративности. Той иллюстративности, которая вторит текущему содержанию, которая, если в крайней степени, заменяет его собой, не только облегчая чтение, но и вовсе его отменяя". смотри также это обсуждение здесь на сайте 2015-11-13 |
||
| 2016-01-05 (продолжение) Итак, 1980-й как год Олимпиады и 1980-й как год Женькиного рождения. Подобное совпадение могло стать знаком его судьбы. Какой? Судьбы как иллюстрированной повседневности. То есть, не самой жизни, пусть даже и растворяющейся без остатка в своей собственной повседневности, но, тем не менее, жизни и вместе с тем индивидуальной судьбы, а исключительно жизни в доставляемом мифе-иллюстрации, выполненной для многих-многих жизней художником, если образно, без имени. Правильнее бы сказать, безличным художником. Притом, что персонификация этой в прямом смысле высокой художественной инстанции не то что не исключалась, а буквально навязывалось. И навязывалась разным т.н. "классам" и "прослойкам" весьма избирательно. Искусство данной инстанции состояло, да и поныне состоит, в создании иллюстраций, объемлющих собою жизнь и вместе с тем безотносительных к ее содержанию и смыслу. А так как объемлющих, то немало препятствующих выходу за свои рамки-границы. Следовательно, неосознаваемых или осознаваемых с вполне определенным риском для жизни как повседневности. По замыслу безличной художественной инстанции всеобъемлющая иллюстрация должна служить самой что ни на есть повседневностью (не в этом ли молчаливая или оглашаемая цель любого искусства, вполне изящного и не вполне?). Разумеется, и советские книжные издательства наряду с другими смежными цехами в той или иной мере служили подмастерьями этого художника. Но, как и положено подмастерьям любых времен, некоторые служили не без хитрости: ими издавалась критика "буржуазных" идей и концепций. В том числе идей и концепций архитектурных. Критика, по форме и стилю вплоть до эзоповой, могла сдвинуть и сдвигала заставлявшую жизнь иллюстрацию и, тем самым, могла приоткрыть и приоткрывала взгляду нечто. Это интуитивно понималось уже тогда, пусть и в незначительной мере. Но дальше - больше. Как результат при-открытия, на стеллажной полке рядом с изданиями Стройиздата по зарубежной архитектуре появляются еще и папки. В них - переведенные на кальку фрагменты реальностей зарубежной архитектуры и градостроительных решений, почерпнутых из библиотечных отделов иностранной литературы (напомню, требовалось письмо-заявление от своего институтского начальства, а то и выше, начальству библиотечному, убеждающее его в научной важности сего занятия). Казалось бы, чем не иллюстрации! Нет и нет. Это (говорю я из сегодня) были неписьменные тексты. Они читались и заучивались, из них вычитывалось и в них вчитывалось другое: другой человек, другая жизнь, другой мир... Разумеется, неписьменные, графические тексты по другой архитектуре и другому градостроительству ставили вопросы к другой социологии, к другой истории, к другой культуре, к другому проектированию... И, как бы само собой разумеющееся, со временем на стеллаже с неизбежностью должны были появиться соответствующие тексты письменные - тексты культуры (см. здесь состоявшиеся дискуссии о библиотеке - http://evgenysaakov.ru/design/articles/parallel-1998_2015-09_discuss.htm). Тексты как ответы на вопросы, ставящиеся текстами неписьменными. Время этому благоволило - грянул, по-другому и не скажешь, 1985-й. Без всякого преувеличения случился прорыв плотины, дамбы, сдерживавшей до сих пор мировой книжный поток и мир текстов. Но пора бы вернуться к "Сталкеру" и к Женьке... (…) (продолжение следует) ^^^вверх 2016.03.06 (продолжение) 1985-1987 - это годы, когда книги со стеллажа переместились в картонные коробки и были уложены вместе с сотней других коробок с другой "начинкой" в подвал ДСА - Дома студента-архитектора. Потом всем коробкам, включая книжные, было суждено в конце концов переместиться из столицы в областной центр. И там вновь водрузиться на стеллаж - пожалуй, первой мебели на новом месте. А во временном промежутке 1985-1987 и в зигзагах географического пространства Москва-Ульяновск (путь не был прямым) обосновалась самая что ни на есть тарковская Зона. Зона с набором всех мыслимых и немыслимых, наблюдаемых и невидимых, стойких и ускользающих, ясных и смутных ориентиров. Зона-перестройка. Перестройка-зона. По-другому и не скажешь. За спиной осталась несостоявшаяся, притом, что настоятельная и вполне бы состоятельная встреча с Георгием Петровичем Щедровицким. Впереди ждала очередная великая стройка страны Советов, приуроченная к очередной юбилейной дате великого уроженца земли Симбирской. В кратком промежутке - тоскливый туман посреди оружейной кузницы России. А Женька в это время пребывал у бабушки в морском Лазаревском. Лазаревское в то время - земля обетованная для непоседливой и неугомонной детворы. Море, река, ручьи, горы, пещеры… Он, до пяти своих лет, образец дисциплины и порядка, сосредоточенности и усидчивости в парадоксальном соединении с устремленностью "куда глаза глядят" и "куда ноги несут", на изумление бабушки быстро превращался в неудержимого любителя и ценителя воли. Потом на этот слой характера нужно было вновь нанести элементы дисциплины, физической и интеллектуальной. Так что, парадоксальное соединение в его характере и натуре несоединимого, как говорится, извечно и навечно. Да, в конце 80-х и у него, и у меня были свои Зоны, весьма своевременные и необходимые. На то она и Зона - для каждого не обходимая в свое и только в свое время. Объединяло наши Зоны одно, как минимум, важное обстоятельство - зоны требовалось трассировать, и это было, как и положено Зоной, дело рискованное. (…) |
||
| ^^^вверх |
| © PRISS-Design 2006 | с 17 сентябрь 2015 | |
| последнее
обновление: 21 январь 2017 10 март 2016 03 январь 2016 20 ноябрь 2015 12 ноябрь 2015 28 октябрь 2015 |