PRISS-laboratory/ Виталий СААКОВ/ Образовательные проекты/ дипломное проектирование 2012: регистры городской среды/ Музей СССР/ Культурные модели и ментальная платформа Музея СССР и его Дела: о музее онто-ЛОГИЧЕСКИ и схемо-ГРАФИЧЕСКИ с необходимыми примечаниями и многими сносками

главная

о лаборатории

новости&обновления

публикации

архив/темы

архив/годы

поиск

альбом

	дипломное проектирование, Ульяновский госуниверситет, 2012-2013
	Виталий СААКОВ Регистры городской среды Культурные модели и ментальная платформа Музея СССР и его Дела ревалоризация ранее градообразующих учреждений, предприятий и проектов


	priss-laboratory / инструменты и модели:
	средовые разработки		смд-схематизация
	гуманитарные практики и технологии		оргдеятельностные игры и од-мероприятия
	семиотика и знакотехника		оснащение культурного предприятия
	проектные и поисковые разработки		территориальные стратегии
	образовательные проекты		организационное развитие
	инженерия образования		priss-технологии
	смд-эпистемология и эпистемотехника		управление развитием и ресурсами
	московский методологический кружок		региональные институты развития
	ск- и ст-системы


вернуться в разделш	дипломное проектирование 2012: рубрикация
вернуться в разделш	(3.1) ревалоризация ранее градообразующих учреждений, предприятий и проектов
содержание разделаш	культурные модели и ментальная платформа музея ссср и его дела
	(0) преамбула
	(1) онтологизация проектного замысла музея эпохи ссср
		онтологическое ядро для замысла музея
			схемографический абрис замысла музея
	(2) тематические рамки и направления предстоящего музейного дела: историческая оптика и навигация
		онтологический контекст: актуализация исторической проблематики и механизмы актуализации
		онтологическое конструирование: исторические экспозиции музея и диспозиция музейного дела
			схемографический абрис: "городской интерьер" экспозиций музея
			схемографический абрис: музеефикация городской/культурной среды
	(3) топика работ: архитектура и дизайн (строение и устроение) музея ссср и его дела
		разработка пространств актуализации, экспозиции и демонстрации исторической памяти и образов будущего
			схемографический абрис музейных пространств актуализации, экспозиции и демонстрации
		трассировка исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов
			схемографический абрис трассировки исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов
		конструирование медийных, демонстрационных и выставочных студий музея
			схемографический абрис конструирования музейных студий
		организация коммуникативных площадок истории, культуры и политики
			схемографический абрис организации коммуникативных площадок
	(4) резюме
		проблематика проектного замысла: исторический музей и картины мира
		тематика становления исторического учреждения: музей в культурной традиции и современной городской культуре
		аналитика развертывания культурного предприятия: организационные технологии versus административные
	(5) примечания
		к понятию культуры
			г.п.щедровицкий "о воспроизводстве и трансляции культуры"
			в.сааков "схематизация культуры"
		в.сааков "о ситуации в проектировании"
		в.сааков "городской интерьер экспозиций музея"
		в.сааков "соцгород как исчерпывающий экспонат эпохи ссср"
	(6) ссылки
		г.п.щедровицкий "об истории ссср и истории в целом"
		н.конрадова и а.эткинд "происходящее не имеет никакого сходства с ссср"
		в.сааков "дизайн = средства и методы реализации замыслов разного рода"
	(7) в заключение

файлообменник: http://files.mail.ru/UK07ZC
facebook виталий сааков: http://www.facebook.com/profile.php?id=100001039424801
эскиз технологической платформы проекта "культурная столица": http://kultstol.freeiz.com
проект "клуб"/ методические заметки: http://priss-laboratory.net.ru/T.E.X.T.S.-/educ-proj_cours_metodica-design_2011.htm

дипломное проектирование 2012
регистры городской среды

(3) распределение тематики и направлений работы

(3.1) тематика работ

ревалоризация	ранее градообразующих учреждений, предприятий и проектов: Ленинский мемориальный комплекс в музее СССР экспозиция IV Градостроительного совещания
<<< в начало

Культурные модели и ментальная платформа Музея СССР и его Дела/ о Музее СССР онто-ЛОГИЧЕСКИ и схемо-ГРАФИЧЕСКИ с необходимыми примечаниями и многими сносками

текст в формате Word

преамбула

"Мы жили и сейчас еще живем для того, чтобы преподать
какой-то великий урок отдаленным потомкам"
П.Я.Чаадаев, Философические письма

"Россия есть механизм для превращения солнечной энергии
в народные страдания"
Виктор Пелевин

Этот текст, оказавшийся для меня весьма необычным, надиктован, тем не менее, в первую очередь самому себе. Причина тому - моя почти маниакальная забота о чистоте и сохранности вкладов в любое и каждое значимое и здравое дело. Вот я и постарался уложить в себя вклады, предпринятые за последние 2-3 года в г.Ульяновске и предназначенные Делу музея СССР. Тем самым, благодаря этому уложению, я теперь могу смотреть на этот текст как на определенный гарант сохранности и чистоты предпринятых вкладов (1). Поэтому он мог бы называться так: "Исходный материал к продвинутым концепциям и проектам музея". А памятуя какое на дворе время, он должен бы способствовать росту и преумножению вложений, чтобы не были поедены инфляцией: от сугубо денежной до масс- и субкультурной. Вот здесь-то и обнаруживается оправдание "маниакальности" и "гарантийности". Поясню. Безусловно, в круг лиц, самым различным образом причастных к идее Музея СССР, уже входит, а дальше - больше, весьма разнообразная публика. Разнообразная профессионально и образовательно, по возрасту и убеждениям, в конце концов, по характеру самой причастности - от служебно-административного рвения до неброского подвижничества. Слов нет, сколь ни были бы различны публичные и непубличные персонажи музейного Дела, они должны понимать друг друга. Это не значит однообразно мыслить и верить в одно и то же. Мысль и вера как раз и должны быть разнообразны и разномастны. Как на стройке: нет ничего общего между подсобным рабочим, генподрядчиком и застройщиком, объединяет их причудливым образом только возводимое сооружение.

Поэтому этот необычный для меня текст имеет своим намерением составить общий фундамент понимания Дела Музея СССР, от понимания его фрагментарных замыслов до понимания Музея как долгого и кропотливого становления немалого ряда взаимонеобходимых культурных учреждений (2).
Говоря практическим языком:
а) этот текст есть предварительная наметка ментальной платформы Музея, вне которой ему не быть музеем Эпохи, а другим - не эпохальным - ему быть недопустимо (значительность музея, как дела и как сооружения, всегда соответствует исторической и культурной значимости его экспозиций), и
б) этот же текст есть попытка из весьма дальних (и потому наиболее надежных) подступов, предоставляемых ментальной платформой, смоделировать Музей, небывалый до сего времени, но при этом следующий лучшим культурным образцам музейного дела.
Такова претензия данного текста, исходно заключенная в замысловатый, казалось бы, заголовок. Замыслено же логическое и графическое пред-ставление Дела будущего Музея СССР.
Пред-ставление (именно через дефис) - вещь необычайно важная и сложная, соединяющая в себе и способность воображения со зрительной интуицией, и понятийный строй, остерегающий от безосновных фантазий, и вполне сценическое действо, оживляющее нарождающиеся образы. Логическое представление - значит по возможности очищенное от субъективности, графическое - чтобы достичь определенной наглядности. Логическому предпослан префикс "онто-" с тем, чтобы заместить формализм логики сутью и сущностью мысли (3). Графическому предшествует префикс "схемо-". Это предупреждение о том, что иллюстративность будет далека от художественной изобразительности, но приближена к интеллектуальной строгости.

Я полагаю, именно так должно быть оснащено понимание зачинателей Дела музея. Главное здесь, не допустить, с одной стороны, поверхностного понимания, даже если ему для ясности нет нужды быть сверхтонким и глубоким, а с другой стороны, способствовать той мере сложности понимания, которая будет востребована различными специалистами по ходу развертывания и воплощения замысла. Безусловно, публика Музея СССР и персонажи Дела музея, стянутые в его эпицентр и растянутые до благо- и неблагожелательной периферии, составлены обеими сторонами. Потому сверхзадача предстоящего Музейного дела состоит в налаживании понимания меж ними (4).
(...)
И несколько слов о навигации по тексту. Далее текст будет последовательно строиться из парных разделов, соответственно, логического и графического. Последовательность разделов будет определяться простым правилом: от широких и завышенных принципов, дабы не допустить сходу опрометчивых и особенно мелких ошибок, к обнаружению узких мест в осмыслении и понимании Музея СССР и его Дела. Таковые узкие места неизбежны по множеству направлений и линий работ:
- в ходе воплощения замысла в проектные знаковые конструкции экспозиций и строений,
- в процессе соединения организационных и технологических усилий по их материализации,
- в беспрестанном выстраивании тактик и стратегий жизни Музея как множества взаимосвязанных специализированных организаций и учреждений,
- в достижении устойчивого финансово-хозяйственного положения и, главное,
- в обеспечении неизбывно растущего интереса публики.
(...)

Навигация имеет несколько уровней, на что уже указывает заглавие текста. Первый уровень - это собственно текст. Текст снабжен обычными, хотя зачастую весьма обширными, сносками. В тексте они выделены скобками (в "бумажной" форме квадратными, в электронной круглыми). По целому ряду соображений введение сносок оказывается недостаточным и тексту также приданы примечания. Слова "сноски" и "примечание" - слова, сами за себя говорящие.

Все непервостепенное может быть снесено вообще, может быть вынесено за скобки, но зачастую оставляется в тексте, точнее под текстом. Так я и поступил со сносками. При этом в тексте и в отдельных сносках я усматриваю нечто примечательное, тогда оно поступает в раздел примечаний. Но и этого мне показалось мало и я ввел еще и ссылки. Тоже слово говорящее - иногда требуется сослаться на авторитет, неукоснительный факт и тому подобное для поддержки своей мысли. Ссылкам также отдан отдельный раздел.

Если позволить себе выставочную метафору, то можно сказать, что вся эта относительно сложная структура текста оправдана стандартными функциями: сноски, ссылки и примечания обеспечивают инсталлирование текста; и обратно: тексткак бы производит из сносок, ссылок и примечаний целый ряд разноплановых экспозиций.
(…)

	(1) - К числу вкладчиков, выступившими таковыми в Ульяновске в разное время и в разной форме, необходимо с должными оговорками и пояснениями отнести: дирекцию проекта "Ульяновск - культурная столица", администрацию Ульяновской области, Ульяновский областной ресурсный центр развития туризма, Агентство "Музейный проект" (Москва), Изборский клуб. Я не отмечаю тех, с которыми не имел дел непосредственно и потому не могу лично судить о характере их вкладов. Оговорки в следующем. В 2011г. в разговоре с Татьяной Ившиной, в то время руководителем дирекции проекта "Ульяновск - культурная столица", возникла идея наработать со студентами-дизайнерами исходные материалы к концепции и техническому заданию на реконструкцию Ленинского мемориала. Было понятно, что прямая архитектурная "атака" на такого рода проекты абсолютно несостоятельна, вне концептуального обеспечения она безусловно обернется ничем иным как фарсом. Тем не менее, "атака" началась, и вскоре ее архитектурные продукты в виде проекта Музея СССР стали путешествовать по России и миру. Параллельно с архитектурной "атакой" в 2012-2013 г.г. мной и Еленой Сааковой вместе со студентами-дипломниками была выполнена соответствующая проработка. Разумеется, она была сопряжена с написанием данного текста. В четырех дипломных проектах - Анны Комаровой, Максима Бурина, Маргариты Василенко и Юлии Пьяновой (http://priss-laboratory.net.ru/T.E.X.T.S.-/educ-proj_cours_diplom_2012_results.htm#reval-results) - представлены материалы к разделам концепции Музея СССР. Накануне дипломного проектирования на встрече с Сергеем Лаковским, руководителем Ресурсного центра развития туризма (Ульяновск), было достигнуто понимание в выделении отдельной линии организационных работ и в назначении специальных форматов (организационно-деятельностная игра, проектно-аналитические семинары, тематические конференции), которые вели бы к выработке концептуальной основы проектирования Музея. Таковые линия и форматы были определены, но другое дело - их воплощение и влияние на ширящийся административный фронт работ в продвижении исходного замысла. Правильнее сказать, никакого дела не последовало. В конце 2012г. в пресс-центре дирекции "Ульяновск - культурная столица" Николай Никишин, Агентство "Музейный проект", своим докладом задал рамки масштабу и характеру технологий предстоящего музейного дела. Но архитектурное проектирование, ведущееся местными силами (мастерская Олега Владимирова), по сути отказалось воспринять данные рамки как рабочие. Зато доклад укрепил творческий дух студентов-дипломников (как говорится, где-то убыло, а где-то прибыло). Своеобразным вкладчиком оказался Изборский клуб в лице своих лидеров Александра Проханова и Александра Дугина. Их откровенно консервативная позиция в отношении роли Музея оказалась как нельзя на руку в политическом и административном продвижении замысла на самые верхние государственные этажи. Можно с достаточной долей уверенности предполагать, что отныне Ульяновск обозначен на этих этажах "нейтральной" площадкой коммуникативного взаимодействия держателей самых разнообразных ресурсов, доступ к которым регулируется специальными программами и государственными установками (разного рода столицы, территории с особым статусом, стандартные и профилизированные кластеры…). Более того, можно предполагать, что в деле собирания "Государства Российского" (по преимуществу в идеологическом и политическом планах) Ульяновску придана также роль "активной", значимой точки на карте России.
	(2) - Немалого ряда уже потому, что в "табели о рангах" Музей СССР должен быть музеем национальным.
	(3) - Вещи онтологии более строги и неподкупны, нежели логические исчисления и терминологические построения. Для того и необходимы онтологии: ориентировать нас в пространстве с метеоусловиями не то что затрудняющими обзор, а исключающими его в силу "непреодолимых обстоятельств", чинимых взору и слуху.
	(4) - А разве назначение и роль музеев и памятников не состоят ли единственно в способствовании противоположным сторонам, даже противоборствующим, понять друг друга? Речь не идет о консенсусе или компромиссе, зачастую вынужденных и потому мало способствующих пониманию, не говоря уже о взаимопонимании (см.здесь: Г.П.Щедровицкий "Об истории СССР…", а также А.Конрадова, А.Эткинд "Происходящее не имеет…"). Понимание - дело свободных души и духа, свободных понять и в то же самое время свободных не принять это понятое. Но это уже не значит отринуть, предать анафеме, отправить на костер или поставить к стенке, это значит - научиться общежитию, редко благостному, чаще трудному.

Онтологизация проектного замысла Музея эпохи СССР

Онтологическое ядро для замысла Музея

Безусловно, идея Музея СССР необычайно емкая и сильная по степени смыслообразования. Притом, что она генерирует и притягивает к себе весь возможный спектр смыслов. Мало наметить этот спектр диапазоном от индивидуально-личного до объективно-исторического. Дело не в широте диапазона смыслов, которые должны быть "схвачены" и выражены. Семантика краткого слова "СССР", так или иначе, решает это даже без чьего-либо участия. И дело также не в сужении диапазона, чтобы от безмерного объема смыслов подвинуться к некоторой мере их конкретности и определенности. Дело - в обозначении сущности Музея СССР, выразившей бы его значение и в сфере сугубо музейно-технологической, и в сфере культурно-исторической, и в социально-психологической, и в организационно-экономической и в градостроительной, и во всех прочих сферах, с которыми устроители музея столкнутся с необходимостью. Следовательно, требуется рабочее онтологическое - сущностное, а не только смысловое - представление о Музее СССР. Вне онтологии мы будем иметь лишь облако смыслов - вещь, хотя и немаловажную, но малопригодную для какого-либо строительства, мыслительного или деятельного. Онтология же - вещь вполне плотная и, более того, имеющая внятные границы (4.1), наметке которых и будет посвящен весь текст.

А на этом шаге, в отсутствие границ, следует по возможности обозначить ядро будущей онтологии. Обозначу его в виде преимущественно чувственного - художественного и литературного - образа. Далее чувственность образа будет дополняться логикой и схематизацией (в надежде укрепления исходного чувства, чувствования будущего Музея).
Итак, онтологическое ядро: в культуре Музей СССР должен стать обитаемым памятником историческим манифестациям человеческого духа и знаком планетарной драмы. Так формулируемое ядро позволит умерить в Деле музея вектор мемориализации, с любым и под любым знаком - извечной славы-памяти или вечного напоминания-предостережения, и усилить вектор актуализации, которая еще и пока посильна нами к учету, но также той актуализации, которой уже и впредь нам не предугадать (5). Музей исторической эпохи, отошедшей в далекое или, как в данном случае, в недалекое прошлое, не может не быть современной и своевременной обителью исторических исканий и искателей, изысканий и изыскателей будущего, а также поисков себя в настоящем. Обителью всегда современной, не смотря на возраст Музея, и обителью непременно своевременной, "благодаря" переменчивым умонастроениям, нежданным поворотам сознания и устремлениям души и духа.

Обитаемые памятники Культуры (6) занимают особое место в физическом и символическом пространствах человеческого существования, физически и символически противостоят всей остальной реальности, свидетельствуют о базовом и высшем предназначении человека и человечества, генерируют внутри себя и вовне экстраординарные состояния и ощущения.
Сооружаются они для полномерного и полномасштабного приобщения к высшим достижениям человеческого Духа и Дела: религиозного и светского, ратного и трудового, индивидуального и коллективного.
Именно поэтому я не буду приводить примеров обитаемых памятников, они и так у всех перед глазами. К тому же примеры могут сыграть недобрую службу, преждевременно предвосхищая образный строй небывалого Музея и его Дела (7). Скажу лишь, что в истории и культуре нет примера поселений, значимых для народов и человечества, которые изначально не выстраивались бы вокруг обитаемых памятников.
(...)


	(4.1) - Онтологические границы не замыкают нечто внутрь себя, противопоставляя это нечто всему остальному, "внешнему". В противоположность границам физическим, или нефизическим, но сходными с ними по роли, они подвижны, как раз предоставляя простор умственному воображению и представлению. При этом предохраняя их от чуждого содержания, "инородного" исходному замыслу.
	(5) - Будущий Музей будет абсолютно конкретен в отличие от разной меры абстрактности его организационного и проектного замыслов. А будучи конкретным, он будет иметь дело со всей суммой конкретики социальной жизни, слагаемой из торжествующих и угасающих идеологий, стратового устройства общества, профессиональной структуры и занятий населения, внешних и внутренних друзей и недругов, экономических условий, тяге к истории и к ее отторжению… И если замышляемый срок жизни отмеривается Музею более одного столетия, то нам не дано предугадать вперед даже на 50 коротких лет. А поэтому действительно: главное значение должно быть придано механизму актуализации. И чем раньше и тоньше мы его прочувствуем, тем с большим, дольшим и неожиданным эффектом Музей будет непрестанно актуализировать свое значение для окружающего мира. И, напротив, опережающая мемориализация с неизбежностью будет сокращать открытые пока возможности актуализации. Это ли нужно?
	(6) - То, что памятник должен быть памятником Культуры (см.здесь раздел Примечание "К понятию культуры ") - т.е. всего человечества и его истории - это безусловно и принципиально (см. в разделе Примечания Г.П.Щедровицкий "Воспроизводство и трансляция культуры").. Если он будет памятником т.н. "местного значения" (географически, исторически), то его признание "обителью духа" также будет местным: как знак местного верования, временного поклонения, ограниченного круга почитателей… В этом смысле "светлый" Акрополь и "темный" Теночтитлан, хотя и разнесены во времени и в пространстве, тем не менее, соседствуют в Культуре (как соседствуют друг с другом светлые и темные помещения в одном и том же жилище одного и того же человека). Именно Культура, а отнюдь не этнография и не краеведение, градуирует оттенками "дела (обще)человеческие". Для грека и ацтека ритуалы в их храмах были в равной степени светлыми празднествами.
	(7) - Предвосхищение преждевременно и потому, что Человеческий Дух манифестирует себя посредством всех без исключения экзистенциальных состояний своего носителя: повседневных, событийных и эпохальных. А равно во всех без исключения экзистенциальных ощущениях происходящего: как повседневности, как события и как эпохи. Кульминационные манифестации Духа в одном, другом и третьем становятся "завязью" Истории, а когда в одной кульминации обнаруживаются потенции других, то История начинает направляться человеческим Духом. Сколько таких кульминаций и каковы их сплетения? что считать повседневностью и что событием? была ли это одна эпоха, две, три? где и как проложить меж ними временную границу..? Непростое Дело Музея ответить на подобные вопросы. Еще сложнее эксплицировать ответы как документы Исторической эпохи, как исторические факты тех социальных реальностей, которые призван символизировать и предъявлять проектируемый музей. Но есть еще одно немаловажное соображение о преждевременности. Эксплицировать предстоит состояния и ощущения также самих устроителей и посетителей обитаемого памятника. Формой для их экспликации выступают не что иное, как структуры и механизмы сознания и поведения, которые помимо своего безусловного наличествования, должны предполагать за собой некоторую критическую массу целевых и потенциальных носителей. А это значит, что в Дело музея войдет непрестанный культурно-исторический "маркетинг" (политическая социология и аксиология).

Схемографический абрис замысла Музея

Теперь следует заключить онтологическое ядро замышляемого Музея в надлежащий ему контур (8). Выполнить его с учетом словесного задания онтологического ядра возможно только графически. При всей допустимо возможной строгости изложения, выполненного словесно, ему, тем не менее, следует избегать чрезмерной четкости (9). Эту задачу берет на себя графика схематизации, противопоставляясь одновременно многозначности естественного языка (письма и речи) и однозначности языков искусственных (терминологических систем).
Первый рисунок призван выразить историческую эпоху в минимуме принципиальных "вещей", а также наметить характер смены одной эпохи другою. Без ущерба для Дела музея немалый и непростой ансамбль подобных "вещей" может быть сведен к четырем их группам: к идеям эпохи (звездочки на рисунке), к поколению эпохи (на рисунке символизировано группой человеческих фигурок), к труду поколения (выгнутая стрелка-вектор) и к результатам труда (полуоткрытая, а равно полузамкнутая окружность).

А смена эпох может быть представлена характером и судьбой преемственности данных "вещей"(10). На рисунке - это ряд горизонтальных стрелок от состоявшихся "вещей" предшествующей эпохи, они выражены в интенсивной графике, к синонимичным "вещам" последующей эпохи, которые на рисунке выражены графикой-намеком (11). Этим означается, что любая и каждая эпоха, полагаемая как последующая, потенциальна данными вещами. А потенциал, в соответствии с его понятием, есть вещь-в-возможности. Вещь-в-возможности может таковой и остаться, а если ей суждено состояться, сбыться, то в некотором репертуаре состояний (12). Чем и как ограничен репертуар - "проклятый" вопрос исторической науки.

И еще. На рисунке-1 исторические превратности "вещей" эпохи определяются всеми линиями преемственности, их пакетом. Но в этом пакете есть особенная линия - идущая от поколения предшествующей эпохи к поколению последующей. Она указывает собой на кажущуюся простоту и безальтернативность живой, человеческой преемственности: они - наши отцы и деды, мы - их сыны и внуки. Да, установить кровнородственную преемственность для исторической науки дело посильное (к тому же это входит в компетенцию и заботу ряда социальных и культурных институтов: семьи, корпорации, церкви, государства.., что облегчает труд историка). Но не просто объяснить, почему "брат на брата войной пошел", а следствием тому - полная смена ансамбля "вещей" эпохи (оставим в стороне случаи, когда коренное население замещалось или ассимилировалось пришлым).
(. . .)

	рисунок 1

	© priss-laboratory, 2013 январь

	(8) - Ядро чего бы то ни было представляет несомненно пространственное образование, но как это не парадоксально, с ускользающей мерностью, с размерами, стремящимися к ничтожности. В этом и состоит значение, роль ядра. Идеальное во всех отношениях ядро - точка. То есть, знак предельно точной, точечной ясности. Но поэтому ядру и нужен заключающий контур: смысл, сфокусированный к точности и точечности, должен быть облечен дополнительными и подобающими ему смыслами.
	(9) - К четкости стремится терминологическое выражение, но оно не озабочено смыслом. Слово-смысл и слово-термин для взаимного же блага должны избегать друг друга. Слово "музей" и словосочетание "исторический музей" - термины, и потому не порождают ни нового, ни дополнительного смысла, а клишируют смыслы устоявшиеся, т.е. успокоившиеся, замершие, а то и высохшие. Где-то нужны и такие. Но здесь ли? Поэтому: не музей, а обитаемый памятник.
	(10) - В данной графике уже присутствует определенная линейность, которая будет себя обнаруживать в процессе усложнения и конкретизации содержания, выражаемого исходным рисунком. Это притом, что пока никто не может судить об "истинном" строении Истории - линейном (пусть даже о двух и даже трех линиях) или пространственном (с нефиксированным количеством измерений). К принятию линейности нас принуждают культура и цивилизация: таковы наше письмо и чтение. А если История для нас не набор клипов и кадров, а как минимум Текст, то мы вынуждены его писать и читать. Разумеется, линейно. И еще немаловажное. Музейные экспозиции должны прочитываться, исторические экскурсы в экспозиционных пространствах музея прочерчиваться, маршруты посетителей трассироваться… И все это, при нашем безусловном пиетете к пространству, имеет линеарную природу. Но осознавая этот "линейный минус", мы далее обратим его себе на пользу.
	(11) - На рисунке не представлен сам механизм преемственности (а если шире: воспроизводства строя эпохи в течение длинного-короткого времени, смены одной эпохи другою, внутриэпохальных трансформаций, эволюции-модернизации ансамбля вещей эпохи, его восстановления из прошлого…). Так ведь замысел Музея СССР уже не столько в запечатлении памяти "исторических скачков", как деле сделанном, сколько в осмыслении "исторической непрерывности", сколь бы сложным это осмысление ни было, к каким бы художественным образам и научным средствам оно не обращалось бы. И, может быть, еще важнее: в способствовании ухода от догматических представлений истории и риторических фигур ее изложения.
	(12) - Если "вещи" и их ансамбли как бы перетекают из одной эпохи в другую, оставаясь неизменными, то об истории не может быть и речи. А т.н. эпоха суть квазиисторическая эпоха, или подразделение эпохи исторической.

Тематические рамки и направления предстоящего музейного дела: историческая оптика и навигация

Онтологический контекст: актуализация исторической проблематики и механизмы актуализации

В онтологическом ядре и в первом абрисе особо важно следующее. В онтологическом ядре и в первом абрисе особо важно следующее. Историк-музейщик, обращаясь к истории, имеет дело с эпохальными состояниями "вещей". Но если история еще вершится, то данные состояния, их ансамбли вряд ли объяснимы "изнутри" эпохи. Требуется выход "за" ее границы. Так в исторический оборот вводится еще эпоха, состоянием своих "вещей" дающая нам необходимое объяснение. Следовательно, музей той или иной исторической эпохи дабы обладать объяснительной силой (или хотя бы эвристической ценностью) своих экспозиций, должен эксплицировать и экспонировать некоторый ряд эпох. Вопрос о временном горизонте данного ряда также вопрос из разряда "проклятых" вопросов науки истории.
Любой музей, если он больше, чем собрание и собирание коллекций, являет нам "вещи" эпохи в определенной перспективе. Мы можем смириться с неполнотой ее ближнего плана (не успели его достроить, в нем отсутствует как бы само собой разумеющееся или оно в достатке имеется за стенами музея).

Но ненамеренные лакуны в дальнем плане или намеренные изъятия из него даже мельчайших деталей лишает перспективу самого главного - точек схода. И тогда, как говорится, не сходится. И обратное - не выводится, а потому не только теряет историческую убедительность и достоверность, но и лишается одного из фундаментальных естественных прав - права по происхождению.
Научной драмой для палеонтологического музея (пример максимальной "свободы" от идеологической нагрузки) служит то или иное отсутствующее "звено" в череде растительных и животных видов, эволюционирующих к нынешнему состоянию биосферы. В экспозиции музея зияет дыра, подрывающая веру в науку. С определенными поправками данный принцип можно распространить на любой музей. А для исторического музея этот принцип есть и замковый и краеугольный камни. Что возводится на данном принципе, и что он, как принцип, венчает?

Экспозиция исторического музея, в противоположность идее "коллекции древностей", стремится выстроить историю как нам современную в любом ее синхронном срезе и диахронном отрезке. Точнее будет сказать - вынуждена, т.к. имеет дело не с окаменелыми позвонками птеродактиля и даже не со скрижалями нетленных дат и событий, сколько с пластикой ансамбля "вещей" эпохи и многозначностью линий их происхождения и наследования. Почему так? Отставляя сейчас в стороне методологический спор исторических школ, признаем, что самой неизученной, следовательно, не осмысленной эпохой, всегда будет ближайшая нам - предшествующая (13). И она же выступает как бы оптической призмой, собирающей "точки схода". В этом состоит главная интрига исторического исследования как такового, музейного дела вообще и, в конечном счете, любой музейной экспозиции.
(. . .)

(13) - Может и текущая, относимая к современности, если мы преисполнены чувства эпохальности происходящего. При этом как бы по умолчанию считается, что текущая эпоха нам известна, поскольку "вся она тут", перед нами, очевидна. Но здесь надо помнить и учитывать непреодоленные "слабости" (не буду перечислять) нынешних исследовательских и аналитических цехов - социологического, демографического, экономического и пр. Иначе как объяснить фразу "мы не знаем страны, в которой живем" - фразы, ставшей уже как бы традиционной в устах первых лиц государства. .

Онтологическое конструирование: исторические экспозиции музея и диспозиция музейного дела

Введенным выше онтологическим утверждениям вновь требуется схемографический абрис. Он будет, как и предполагалось, развертыванием первоначального абриса смыслов Музея СССР и его Музейного дела.
На рисунке-1 были изображены две исторические эпохи как тот их минимум, от которого Музейное дело только и может отправляться к своим специальным вопросам. Но чтобы справиться с ними, историческому музею этого минимума явно недостаточно, что и зафиксировано в предыдущем разделе. Очертим следующим абрисом необходимые дополнительные смыслы.
Изображу эпоху, вызывающую интерес, а шире, историческое отношение вообще, как эпоху "Х". Такая ее маркировка исходно ставит данную эпоху в особое положение в ряду исторических эпох. Она - заведомо из ряда истории вон выходящая, исторически незаурядная. И в то же время она и физически, через "вещи" эпохи, и хронологически, через отмеренное им время, сцепляет одно и другое. Она, как отмечено выше, к нам самая ближайшая и потому для нас fabula incognita.

Одновременно она же принимает на себя чрезмерно точек зрения и суждений, в том числе взаимоисключающих друг друга (14). Именно поэтому в рисунок-2 она введена как незначащая фигура, как знак умолчания и "чистый лист". А следуя выводу предыдущего раздела, как эпоха, выступающая оптической призмой.
Подобная роль отдельной эпохи-призмы превращает всю историю в открытую книгу, а при особом желании - и в закрытую. Это свойство истории-книги может с равным основанием и успехом быть отнесено к "естественным" криптологическим свойствам истории и к "искусственным", приобретаемым благодаря антропологическому фактору истории, например, особенному характеру поколения эпохи. Мы знаем, немало "вещей" эпохи сознательно скрывается ее поколением под чуждыми именами, либо вообще лишается имен, чем обрекается на немоту и безмолвие. Здесь история предстает нам закрытой книгой (15). С другой стороны, проблема прочтения книги-истории может быть перевернута: не вычитывание из нее смыслов, а напротив - их вчитывание в нее. Разумеется, вчитывать смыслы приходится в "открытую" историю эпохи, предшествующую, ближайшую эпохе поколения читателей (16).

Какие еще дополнительные смыслы притягиваются рисунком-2? Если нам нет нужды радеть за академическую чистоту и стерильность науки истории (17), то его графика предоставляет возможность некоторой комбинаторики исторических хронотопов, а не только ставит нас перед незыблемым законодательством "числового", "алфавитного" или иного другого формально упорядоченного исторического ряда. Почему, например, поколению эпохи "А" и поколению эпохи "В" не принадлежать одной и той же эпохе - эпохе "Б", она же "Х". В чем смысл? В разделенности поколений, составляющих "вещь" одной и той же эпохи. И, если подхватить данный смысл, раздел поколений проводит настоящее, идеологически закрепляя одно поколение в будущем, другое в прошлом. Почему? Ответа нет, ибо еще не осознано, но уже слишком много толков, что не облегчает осознание. Еще одна комбинация. Эпоха "В" не идеологически, а сугубо хронологически отнесена к будущему (отсрочена), эпоха "А" есть собственно настоящее, тогда эпоха "Б" должна рассматриваться как прошлое. Какое? Стоящее стеной между настоящим и будущим? Оно мост из настоящего в будущее? Это наше заклятие прошлым или обязательство перед будущим? Вопросы можно не впустую, а вполне с умыслом, множить и множить.
(. . .)

	рисунок 2

	© priss-laboratory, 2013 январь

	(14) - Имеет смысл напомнить, откуда и при каких обстоятельствах пошла наука история. Геродот предварил свои 9 томов "Истории" замечанием: "Мой долг передавать всё, что рассказывают, но, конечно, верить всему я не обязан". И его можно понять, т.к. ему пришлось выслушивать очевидцев, а это, вопреки до сих пор (!) расхожему мнению, не есть лучший (перво)источник. Например, очевидцы судили о Марафонском сражении прямо противоположным образом: у одних победили греки, у других персы.
	(15) - Также следует иметь в виду истории, писанные в эсхатологическом жанре, с намерением "закрыть", закончить историю как таковую.
	(16) - Странно было бы вчитывать неоднократно вычитанное из историй Древней Греции или Древнего Рима, не окажись они нам "вдруг" вполне современными и в этом смысле близкими. Например, по поводу повсеместной ревизии идеологии, политики и эстетики европоцентризма.
	(17) - А нужды такой действительно нет, т.к. предстоит не диссертации для ВАКа писать, а организовывать реальный музей. А подобные дела делаются, что называется, "всеми правдами и неправдами", а говоря не иносказательно - предпочитая дух дела его букве.

Схемографический абрис: "городской интерьер" экспозиций музея

Возможно, этот переход от вполне внутренних вопросов науки истории и практики историографии эпох к вопросам, абсолютно внешним и сторонним по отношению к истории, покажется резким и нелогичным. А может и не покажется, стоит только оглянуться вокруг: воочию обнаружатся не только отдельные "вещи" ушедшей (?) эпохи, но и бесчисленные их экспозиции. Без всяких метафор, мы реально находимся - живем, учимся, трудимся - в неучрежденном музее разучрежденного СССР. Об этом немало сказано и написано, в том числе мной, так что на этом "твердом" факте не стоит задерживаться (18). Стоит задержаться на способе его задействования.
Способ должен состоять в исключении для Музея СССР границы, разделяющей большинство музеев на "внутреннюю" их среду и "внешнюю" к ним. Очевидно, у Музея СССР и его Дела границы этой нет и быть не должно (19). Я надеюсь, что введенные онтологические положения и их схематизация убедительно показывают безосновность и даже противопоказанность Делу музея СССР таких разграничений. Тем не менее, следует свести к минимуму вероятность их появления. Для этого нам необходимо придерживаться простого правила - не разрывать связь между словом и делом.

Хотя правило и простое, выполнять его в случае постановки неординарных задач и привлечения определенно сложных методов для их решения не так-то просто. А предпроектная ситуация с Музеем СССР именно такова {см. примечание "О проектировании"}.
Сначала обратим внимание на то, что и как уже было сделано нашими предшественниками в плане трансформации привычной границы между внутренней и внешней средами музея. Имеется в виду Ульяновск времен 100-летия со дня рождения Ленина. Обратим внимание именно на музейные технологии и приемы мемориализации и музеефикации, оставив в стороне, насколько это возможно, вопросы тактичного отношения к городской среде вообще и исторической в частности (помня, что оно вовсе не было присуще тому времени и ему предшествующему). Принципиальным здесь представляются два решения. Первое - это привнесение в городскую среду масштаба, композиционно и пространственно на порядок превышающего существовавший: в плане здание Ленинского мемориала представляет собой квадрат со сторонами в 110 метров. И в этот квадрат были вписаны главные мемориальные экспонаты - два исторических здания предшествующей эпохи. Второе - это "перемешивание" в границах музея-заповедника "Родина В.И. Ленина" обычных городских функций (жилой, торговой, образовательной и т.п.) с функциями специальными (собственно мемориальными и музейно-экспозиционными).

Представляется, что имеет смысл воспроизвести данный принцип, а именно:
а) сделать очередной переход к более крупному масштабу строений и одновременно к более мелкому масштабу "сетки" городской среды (с включением в ее пространственные ячейки соответствующих по размерности экспонатов) и
б) продолжить в ткани городской среды синтез повседневных, типичных функций города и функций нетипичных, исключительных.
Оба момента - оперирование масштабом и синтез "противоположных" функций - явно указывают на характерные черты особого средового приема, называемого "городской интерьер" {см. примечание "О городском интерьере"}. Ряд формальных возможностей данного приема следует из рисунка-3. На нем изображение двух эпох, следующих друг за другом, накрыто сеткой с тем, чтобы выделить отдельные эпохальные "вещи". На следующем фрагменте рисунка данные "вещи" показаны в двух планах: как музейные экспозиции (темные прямоугольники) и как фрагменты городской среды (светлые прямоугольники). Приведенная в данном случае комбинация прямоугольников вполне случайна, т.к. служит здесь только для иллюстрации. Прочтем ее.
Идеи и поколение эпохи "А" запечатлены в виде экспозиции музейного учреждения, в которой также присутствуют одноименные "вещи" эпохи "Б" (из реальной городской среды, что за окном).

	рисунок 3

	© priss-laboratory, 2013 январь

И напротив, труды и результаты эпохи "А" экспозиционно решены в виде реальных "вещей" городской среды (на улицах), а соответствующие "вещи" эпохи "Б" соседствуют с музейными экспозициями (вне их стен). Что это значит с точки зрения понимания преемственности "вещей" различных эпох? Это значит, что идеи и поколения двух эпох формально связаны так, что, с одной стороны, музейные экспозиции эпохи "А" прослеживаются в городской среде эпохи "Б", а "вещи" городской среды эпохи "Б" находят отражение в музейных экспозициях эпохи "А". Содержательно (в плане понимания преемственности) это возможно конкретизировать следующим образом.

Если мы повседневное и привычное для нашей текущей жизни обнаруживаем в музейной экспозиции как идеи и поколение эпохи "А", то должны согласиться с фактом их неизбывности или неустранимости из нашей современности (20). Мы в этом случае выступаем последователями и наследниками "вещей" предшествующей эпохи. А если в современной городской среде мы встречаемся с историческими экспонатами в виде трудов и результатов ушедшей эпохи, то должны признать их ничем иным, как и поныне рабочим ресурсом и действенным фундаментом нашей жизни (21).

Что может дать городу развертывание и эксплуатация подобных музейных технологий с точки зрения необходимого развития городской среды и, что не менее важно, для настоятельного усложнения городского образа жизни (22)? Во-первых, включить, например, существующее здание Ленинского Мемориала в физическое пространство Музея СССР в качестве главного экспоната (разумеется, с переосмыслением его предметной и функциональной начинки). Во-вторых, преследуя исходную идею "обитаемого памятника", тактично распространить данный прием и на другие фрагменты городской территории (23). Но здесь уже необходимо уделить внимание специальным принципам, процессам и механизмам музеефикации городской среды.
(. . .)

	(18) - Упомяну лишь продуктивное в данном случае и широко разошедшееся ныне понятие "культурный ландшафт". Культурный ландшафт, как результат наложения на морфологию природного ландшафта деятельности человека, образует самую близкую нам и непосредственную среду обитания. Данный "сплав" природы и деятельности обладает весьма сильной исторической инерцией и физической устойчивостью и поэтому оказывает "обратное" структурное воздействие на деятельность. К сожалению, это воздействие зачастую игнорируется даже управленческой деятельностью, направленной на саму территорию, что влечет за собой непредвидимые и потому неучитываемые заранее издержки. Успехи и неуспехи более 20-летней постперестроечной реформационной активности в России во многом могут быть объяснены фактором культурного ландшафта.
	(19) - А будь она специально устроена и, пуще того, закреплена, то только и только как факт, производный от стереотипов как профессионального (музейщиков-устроителей), так и обыденного (посетителей музеев) сознания. Не должны здесь нас путать и "экзотические" примеры руинизированных городов, превращенных в т.н. музеи под открытым небом - те же Помпеи. Наш город вполне живой и худо-бедно действующий.
	(20) - Данный факт и ему подобные никак мной не связываются с оценочными суждениями, являясь сугубо констатациями действительного положения дел. Один из ярчайших и публичных примеров неустранимости из современности идей предшествующей эпохи служит бесконечно длящаяся реформа системы образования. Устойчивость к реформированию идей классно-урочного обучения, предметной организации учебного материала, контроль усвоения знаний и пр. свидетельствует о том, что реформаторские усилия не учитывают "природы" образования. Его историческая роль состоит в трансляции суммы культурных образцов (например, научное знание как образец для построения любого знания) и в воспроизведении основных типов и видов деятельности (в рамках сложившегося мирового и странового разделения труда).
	(21) - Таковых экспонатов, как говорится, пруд пруди. Этот факт можно толковать различно. Например, т.н. "предшествующая" эпоха никакое не прошлое, а самое что ни на есть наше настоящее. Или так: мы как поколение наступившей эпохи мало что создали и не можем похвастаться перед предшественниками (а равно перед будущими поколениями) результатами своих трудов. А также: предшествующая эпоха создала великий задел, которым мы с успехом или скрепя сердце пользуемся в новой эпохе. Любая из подобных трактовок вправе стать основой музейной экспозиции, вынесенной в городскую среду.
	(22) - Как это не звучало бы обидно для Ульяновска, но невозможно себе представить "идеальный" национальный Музей СССР в контексте того образа жизни, который сегодня присущ городу и его горожанам. Идея Музея СССР и образ жизни Ульяновска явно противоречат друг другу. Но, как говорилось классиками, развитие заключено в борьбе противоречий. В организационном замысле Музея следует исходить из того, что его развертывание "вынудит" ульяновский образ жизни к развитию. В этом смысле проект "Музей СССР" как активного, деятельного комплекса явно превосходит проект "Культурная столица", который так и не перерос формата преходящих мероприятий.

Схемографический абрис: музеефикация городской/культурной среды (24)

Во-первых, внимание должно быть уделено содержательным рамкам и формальным границам приема "городской интерьер" (см. примечание "Городской интерьер", а также сноску #21). Во-вторых, предстоит обратить внимание на типологию исторических предметов и иных экспонатов, производимую данным приемом. Городская интериоризация экспозиций музея (рисунок-3), будучи использована в "полной мере", логически и метафорически ставит нас перед симметричной идеей города-музея и музея-города. Если этот прием применить чисто мысленно, то симметрия вполне абсолютна. К примеру: любой российский город или город бывшего СССР с чуть более вековой историей достоин быть городом-музеем этой эпохи. А если город построен в период индустриализации и во имя ее, то таковому музею-городу вполне достаточно одного единственного экспоната - самого себя, чтобы исчерпать до дна эпоху СССР. Имя этому экспонату - соцгород {см. примечание "Соцгород как экспонат эпохи СССР"}. Но если даже использовать прием городского интерьера сугубо практически (т.е., с множеством ограничений и препятствий), то и в этом случае мы получим богатую палитру: немалое разнообразие музейных залов, множество экспонатов, несчетное количество музейных маршрутов и экскурсий…
Как справиться и распорядиться всем этим богатством? Обратимся к рисунку-4. Он выведен как абрис всех предыдущих рисунков. Следовательно, он, как абрис, охватывает собой все их смыслы и включает им дополнительные. Выделим их.

1.
Рисунок-1 обозначил состав "вещей" исторической эпохи и линии их преемственности. Глядя на рисунок (или не обращая на него внимания вовсе), понимаешь, что не все здесь однозначно, даже в таком, как на рисунке, упрощенном виде. Если допустить, что предшествующая эпоха полностью документализирована и экспонирована, то чтобы имела место преемственность данного наследия, должна сложиться обширная традиция. А на ее складывание может понадобиться, опять же, целая эпоха. Вряд ли мы согласимся с этим и наверняка решим это дело ускорить, подтолкнуть, не ожидая расцвета традиции. Тогда необходимо строить специальную культуру(25). Тоже дело не быстрое, но и не такое долгое, как вызревание традиции.
При этом в рисунке-1 при внимании можно рассмотреть два, как минимум, типа преемственности, которые позволяют избежать сложностей, неизбежно возникающих с документализацией и экспонированием "далеких" эпох:
- "живую" преемственность в виде поныне здравствующего человека ушедшей эпохи, а также непосредственную преемственность от человека к человеку, благо временная дистанция это позволяет и будет еще сколько-то позволять;
- практическую преемственность, когда "вещи" эпохи, сохранившиеся и пока не потерявшие своей функциональности, включены в тот или иной обиход нынешних современников (26).

Эти два типа преемственности исторического наследия, как говорится, налицо. Поэтому "запуск" музейных технологий на их основе представляется не только разумным, но и необходимым. А их состав будет определяться целями и задачами:
- разработки пространств актуализации, экспозиции и демонстрации исторической памяти и образов будущего;
- трассировками исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов;
- конструированием экспозиционных, демонстрационных и медийных студий музея (27);
- организацией коммуникационных площадок истории, культуры и политики (28).
2.
Рисунок-2 акцентирует, что ближайшая к нам эпоха - всегда "открытая книга". Следовательно, строгая точка зрения на историю представляет нам ее скорее не порядком "твердых" фактов прошлого, а версиями сцепок произошедших и предполагаемых событий. Версии же имеют место быть не вследствие разысканий и доказательств истины, подобно фактам, а потому что они выдвигаются. И у тех, кто выдвигает версии, есть на то веские причины и аргументированные основания. Тем не менее, следует учитывать обе точки зрения на историю вместе с их носителями. Носители обеих точек зрения, как-никак, составят собой две категории будущих посетителей и устроителей Музея.

	рисунок 4

	© priss-laboratory, 2013 январь

Таким образом, Музей СССР должен предоставить им как возможность "чтения" открытой книги истории (29), так и упорядочивания в строгой статике весьма определенных исторических выборок.
Выверенная и согласованная музеефикация исторических памятников-документов и "вещей" городской среды/культуры в перспективе видится, как отмечено выше, одновременно городом-музеем и музеем-городом. Соответственно идея музеефикации, зафиксированная в рисунке-4, может быть развернута:
- в план постоянного конструирования, реконструирования и вновь конструирования музейных экспозиций, репрезентирующих ту или иную актуализованную историю, и
- в план мемориальных исторических картин и панорам, восторжествовавших в связи с теми или иными обстоятельствами (государственной политикой и идеологией, международными соглашениями, внутренними и внешними угрозами разного толка, победами над ними или поражениями…).

3.
Рисунок-3 вводит идею многозначной границы в образной "игре" и функциональном взаимодействии сред-пространств Музея и города (30). Ведущее значение - проницаемая граница, граница-мембрана между внутренней средой-пространством Музея и внешней ему городской средой-пространством, и равно, между городской средой-пространством и ей внеположенной средой-пространством Музея (31). В рисунке усматривается также значение, казалось бы, противоположное первому - границы как разграничения этих двух сред и пространств, собственно музейного и собственного городского. Причем, как явствует из рисунка, разграничения весьма произвольного, производимого в соответствие с намеренно выбранной градацией среды на городские интерьеры различного ранга и свойства. Также в рисунке можно усмотреть значение трансграничности, хотя и близкого по смыслу первому значению, но все же весьма отличного от него (32).

Даже если опираться только на эти три значения, не исчерпывающих всей многозначности, то и они дают богатые возможности для тонкого, остроумного, нешаблонного подхода к изобретению широкого репертуара функциональных и пространственных взаимодействий сред-пространств Музея и Города (33).

Подведем общий знаменатель. Итак, рисунок-4 может рассматриваться в виде эскиза, наброска будущей план-карты работ Музея СССР - карты пространственной и, вместе с тем, технологической. Уточним, что же этим рисунком дают нам "карты в руки". Они открывают возможность различных соединений и объединений собственно музейных площадок и различных фрагментов городской территории.

А городская среда/культура, потенциальная к музеефицированию, становится возможной к трассированию, как говорится, "вдоль и поперек" историческими экскурсами и экспозиционными маршрутами. Более того, она может и должна всем составом своих "вещей" теперь рассматриваться своеобразными запасниками и фондами Музея. Благодаря расчерчиванию пространства музея-города и города-музея различными по значению границами, возможно сценирование диалога-коммуникации важнейших "персонажей"-посетителей Музея и, вместе с тем, его главных экспонатов и действующих лиц - Истории, Культуры и Политики.

А регулируя масштаб и взаимную реакцию пространств и событий, образующихся в умышленно разграниченном поле музея-города и города-музея, будет возможно сценировать различные по объемности, напряженности и панорамности демонстрации исторической памяти и образов будущего.

	(23) - Данный перечень (лишь намеченный) являет собой частичные схемы уже постольку, поскольку они артикулируют и закрепляют в знаковой форме только и только часть мысли: фрагмент содержания или процедуру в операции. При этом стоит, и даже необходимо, считать, что "в свое время" они выступали полными схемами, впервые проявляя новые цельные предметы и демонстрируя новые целостные операции мысли.
	(24) - В контексте нашей темы представляется необходимым говорить о городской среде как о городской культуре (и наоборот). Почему так, здесь два соображения. Одно касается среды и культуры как двух сторон одной медали: говоря о городской среде, подразумеваем городскую культуру, а подразумевая городскую культуру, имеем также в виду городскую среду. В этом смысле они как бы синонимы. Другое соображение, внешне следуя предыдущему, более сложно, глубже. Городская среда выступает материальным выражением, воплощением городской культуры. А также: городская культура производится городской средой. Здесь мало говорить о двух сторонах, здесь нужно наперед всего говорить о механизме производства одного другим. Здесь не может быть синонимии. Один раз среда выступает действием механизма, а культура результатом. Другой раз культура служит у нас механизмом, и среда ею производится. Механизм и результат - это не разные стороны чего либо, а совершенно различные сущности, которые при нашем усилии могут быть связаны системным отношением, а могут и не связаться, если мы в этом деле не в полной мере тщательны и пунктуальны.
	(25) - Противопоставление здесь (и где бы то ни было) культуры и традиции - не для игры словами и смыслами, а для акцента их различной "организационной природы". Исходя из нее культура прежде всего искусственна - она создается человечеством наподобие других сложных систем: языка, науки, образования, искусства, религии… При этом все эти искусственные системы оказываются "внутри" культуры как ее составляющие. Точнее сказать: культура - суперсистема. Но и как любой искусственной системе, ей можно наперед задавать определенные свойства. Например, быть культуре религиозной. И тогда весьма специфические формы приобретает наука, разительно отличаясь от науки в светской культуре. Сегодня отдельными странами создаются культуры проектные. И образование, и наука, и религия оказываются мало похожими на своих "собратьев" в странах с культурой научной. А традиция прежде всего естественна, т.е. мы никогда не сможем обнаружить сначала "проект" традиции, потом "организацию работ" по реализации проекта и, напоследок, службы ее "эксплуатации". А именно так дело обстоит с культурой. И хотя традиция также как и культура создается людьми, она абсолютно не персонифицирована. По поводу же культуры, ее замыслов, развертывания и закрепления мы всегда сможем обнаружить конкретные персоналии, "повинные" именно в факте данной культуры.
	(26) - Здесь, в плане задач преемственности и наследования, возникает следующее соображение. Название "Музей Советского Союза", хотя и менее благозвучно и звонко, нежели "Музей СССР", но, тем не менее, лучше решает данные задачи. Слово "советский" - одно из немногих русскоязычных слов, как то - спутник, калашников (об автомате), коктейль Молотова, перестройка, ставших международными.
	(27) - Формат именно студий привлекается следующим соображением. Восприятие извне и изнутри пространств и площадок музея вместе с их событиями должно нести впечатление стройки (различных масштаба, сложности, продолжительности, завершенности…). Таков был СССР в позитивной и негативной оценках своего строительства и своих многочисленных строек. Музей ни в один из временных моментов своей жизни и деятельности не должен быть застывшим. В этом смысле студия - это место, форма и содержание динамичных рабочих процессов музея.
	(28) - "Классические" технологии музейного дела в этом плане дополняются "неклассическими". Забегая вперед, это значит: - трассировки и маршруты прочерчиваются не только и не столько в идее мемориализации вещей и событий эпохи СССР, сколько в идее актуализации вопросов в ее адрес. А эти вопросы еще долгое и долгое время будут самыми различными (вплоть до противоположных), всегда дискуссионными (не приводящими к скорому консенсусу), острыми и даже неудобными (для исповедующих антагонистические идеологии и ценности); - организация и устройство пространств и площадок музея предполагают, с одной стороны, высокую степень технологичности (служа одновременно комплексу целей во множестве средовых и исторических контекстов) и, с другой стороны, многофункциональную мобильность (обеспечивая "гибкость" и трансформационность пространств и площадок музея); - вещи и события музеефицированной эпохи должны одновременно служить и музейно-историческими экспонатами (к которым вполне возможно отстраненное, внешнее отношение), и реальными звучащими и зримыми контекстами (в которые так или иначе, насильно или добровольно включены "устроители" и "посетители" музея).
	(29) - Текстами истории выступают самые разнообразные "вещи" (артефакты), если (а) к ним исходно прикреплены исторические и культурные значения, и (2) если возможно прикрепить к ним культурно-исторические смыслы. Здесь-то, в этом двойственном отношении, и разыгрываются (в актуализации и репрезентации) самые примечательные и эвристичные исторические картины.
	(30) - Речь не будет идти о границах, обусловленных функционально и технически. Т.е., о границах: (а) обеспечивающих режимы функционирования: температурный режим, режимы безопасности (пожарной, охранной…) и другие функционально необходимые режимы для эксплуатации сооружений музея и города и комфортности их помещений, (б) задающих зоны различной ответственности - юридической, административной, хозяйственной… Здесь границы вовсе не обязательны к своему физическому и даже символическому проявлению и обнаружению.
	(31) - В предстоящем осмыслении границы-мембраны можно опираться на представления из техники и биологии. И там, и там мембрана обеспечивает, во-первых, направленную проводимость активного или инертного материала и, во-вторых, взаимную реактивность пространств, расположенных по разные стороны мембраны. Все эти смыслы могут лечь в основу разнообразных по дизайну и архитектуре решений музейных технологий.
	(32) - Смысл трансграничности в данном случае может быть выражен следующим образом. Физически, технологически или семантически (образно) различные, но соседствующие среды-пространства образуют в некоторой своей части новое, особое пространство, разительно отличное от исходных.
	(33) - А это немаловажно, т.к. никто сегодня не может сказать, на какие типы и объемы ресурсов можно будет рассчитывать в предстоящих проектных и строительных работах, не говоря уже об эксплуатации и развитии будущего Музея.

топика работ: архитектура и дизайн (строение и устроение) Музея СССР и его дела (34)

Заголовок этой части текста, также как и все его название, определенно требует расшифровки. Поэтому я должен предупредить вопросы в его адрес: почему топика (35) и в каком смысле архитектура и дизайн? и в каком смысле архитектура и дизайн? (см. раздел Ссылки "Дизайн = средства и методы реализации замыслов разного рода").
Действительно, почему бы сразу не взяться за составление плана работ и мероприятий - такого привычного подхода для всех, кто родился в СССР и даже тех, как это ни удивительно, кому теперь доводится жить и работать в "неплановую" рыночную эпоху - антипод плановой. Частично, как представляется, ответ дан выше. Музеефикация эпохи, фактически еще не отошедшей в прошлое, хотя хронологически и причисленной к нему, составляет дело небывалое.

А раз небывалое, то, скорее всего, проблемное:
- вряд ли правомерно здесь ориентироваться на деятельность известных и даже заслуженных отечественных и мировых музеев, такой практики, безо всякого, преувеличения мы не найдем (36),
- и если даже ориентироваться не на конкретные музейные учреждения, а на их типы, то и в данном случае сомнительно, что можно выделить тип музейного учреждения, пригодный для данного случая (37),
- есть также риск в следовании устоявшимся образцам и традициям музеефикации исторического и культурного наследия (38),
- весьма опасно для исторической "истины" подчинить научную работу предстоящего музея проверенной и поэтому предзаданной схеме, сколь привлекательной и продуктивной она ни была бы (39),
- (…)

Наверняка можно наметить еще не один проблемный аспект, но важнее не это, а само уяснение проблемности, ее характера, ставящего нас перед множеством организационных и содержательных вопросов. Как они будут ставиться, так и будут определяться горизонты и перспективы будущего Музея. Поэтому постановка вопросов в данный момент несомненно важнее скорых и даже нескорых ответов.
(…)

	(34) - Множество точек зрения существует на дизайн. И действительно, подобная массовая практика не может не вызвать обилия представлений о дизайне. Тем не менее, все они, так или иначе, объединяются, а точнее, возводятся на основании стремления к реализации, изыскания путей и возможностей претворения проекта, упорства в воплощении замыслов. И отсюда - массовая практика дизайна, как отражение множества разнообразнейших способов реализации. Можно сказать, что архитектура - это законодательство замысла, строгость постановки задач, неукоснительность в следовании им и в этом смысле предстает определенной структурой (и как проект, и как сооружение). Тогда следует продолжить: дизайн - это своеобразная пластика, и постольку он "повинен" в том что не вся архитектура остается в виде проектов. Конечно, не вся архитектура (зданий и сооружений, машин и механизмов, программ и проектов…) прибегает для своей реализации к помощи дизайна (архитектурного, промышленного, интеллектуального…). И она владеет собственным арсеналом методов и средств реализации, но, спрашивается, зачем отказываться от дополнительных возможностей. К тому же, дизайн в ходе реализации обогащает, если ему не вменено другого, исходный замысел, т.е. архитектуру. Более подробно см. по ссылке "Дизайн - совокупность средств и методов реализации проектов разного рода". Но что следует упомянуть здесь. Архитектура в форме структуры есть вещь - знаковая или материальная, не суть. Дизайн же - прежде всего есть деятельность, а вещи дизайна - это вторично, это, так сказать, словоупотребление для массового обихода.
	(35) - Топика - не вполне распространенный, но все чаще используемый прием в организации "проблемного" материала. Т.е., такого, которого мы не можем знать наперед, но знаем, что таковой должен быть. В этом смысле топика - это особая логика, разработанная также Аристотелем, но в силу "естественной" установки человеческого сознания - нацеленности на "вещи" - не оказалась столь массово освоенной, как логика формальная. Работа в топике, топически организованная работа - это мыслительное оперирование не существующими "вещами", а должными "местами" (от греческого "топос" - место), с необходимостью предполагающими возможные "вещи".
	(36) - Разумеется, нас не должна здесь вводить в заблуждение внешняя схожесть деятельности музеев. Например, музеи как научные учреждения могут иметь массу общих черт, но эти общие черты будут касаться в основном организационной структуры. При этом организационная динамика их научной деятельности может иметь разительные отличия. Различия будут только возрастать, если иметь в виду содержание научной деятельности. Это также справедливо в отношении образовательной, просветительской и всякой иной общественной деятельности музеев.
	(37) - Нас эти типы должны интересовать с точки зрения логистики музейной деятельности. И главный интерес к логистике должен заключаться, опять же, не в схожести направлений деятельности различных учреждений музея (публичных, общественных, технологических, хозяйственных), а в их логистическом различии.
	(38) - Даже Античный Мир, описываемый в целом ряде устоявшихся и признанных историографических традиций и подходов, музеефицируется преимущественно как культурный мир. Его существующие музейные экспозиции наполнены артефактами искусства, техники и обихода. Эпоха СССР помимо своего культурного мира примечательна планете и современной России специфическим происхождением, государственным строительством, составом внутренних и внешних стратегий, местом в геоэкономике и геополитике, в конце концов, своим финалом. И это притом, что историография СССР делает только первые шаги (в стране и за рубежом), и, более того, сами принципы историографии такого рода "объектов" еще должны быть сформулированы.
	(39) - Уйти вообще от схемы невозможно, да и не нужно. Схемы в научной, и в любой другой интеллектуальной работе, выполняют не только эвристическую функцию, но и организационную. Поэтому вопрос здесь в другом: не в самой схеме, а в методе ее получения. Можно сказать, что весь этот текст - "Ментальная платформа и культурные модели музея СССР" - преследует одну цель и решает одну задачу: подобраться к методу музеефикации и документализации эпохи СССР. Схема - одно из важнейших представлений метода. И если она еще и выполнена графически (визуализирована), то ее ценность возрастает. Впрочем, о роли схематизации говорилось выше.

разработка пространств актуализации, экспозиции и демонстрации исторической памяти и образов будущего

Если подытожить высказанные здесь соображения в сухом логическом виде, то Музею СССР предстоит быть открытой системой. Это не значит, что традиционным (классическим) и современным (неклассическим) музеям присуща застывшая форма, что для них не характерны изменения и развитие. Нет, это значит, что для Музея СССР принцип организационной и содержательной открытости должен быть доведен до всех мыслимых пределов. Это значит, что открытость Музея СССР (как публичного и общественного учреждения) к многообразным сторонам и изменчивому настрою жизни публики и общества (в любом регионе мира) должна быть заложена в саму его конституцию (40).
В этом параграфе в слове "пространство" будут подразумеваться: мыслимое пространство дела Музея СССР, историко-географическое пространство мира и физическое пространство города и архитектуры (41).

В контексте актуализации исторической памяти и образов будущего мыслимое пространство Музея представляет наибольший интерес и важнейшее значение. Безусловно, что завтрашний день Музея целиком определяется тем, как мы его мыслим сегодня. А мыслить Музей СССР - это значит промысливать актуализацию во всех ее феноменах и проявлениях: в процессах актуализации и их механизмах, в событиях актуализации и их поводах, в стечениях обстоятельств и их следствиях…
Коротко говоря, цели, проблемы, способы актуализации, вне которой будущее Музея весьма неопределенно (42), и очерчивают мыслимое пространство Музея. Приняв это организационное положение, следует сказать, что так понимаемая актуализация совпадает с первостепенным делом Музея - с его миссией.
Вряд ли возможно возразить против того, что данная миссия исключительна и особенна. При этом любая и всякая миссия предполагает задействование немалых усилий - организационных, интеллектуальных, душевных. Но миссия Музея СССР - не любая и не всякая.

Действительно, мы многое знаем и можем знать гораздо больше об умонастроениях, массовых и не очень, прикованных к истории СССР. Мы можем предполагать характер будущего интереса к эпохе СССР и даже сценировать его проявления. Вне сомнения, что Музей СССР не окажется без внимания как широкой, так и специфической публики. Но это внимание как бы даровано судьбой. Но разве верно уповать только на дарованное? Разве не верно также прикладывать к дарованному судьбой еще и собственные усилия? Таковыми дополнительными усилиями и должны быть усилия по актуализации исторической памяти об эпохе СССР и образов будущего, связываемых с нею.

	(40) - Это не означает "бесхребетного" исторического релятивизма, если иметь в виду научную деятельность будущего Музея. Тем более не означает подверженности политической (и геополитической) конъюнктуре, если иметь в виду идеологическое (мировоззренческое) значение Музея. Это означает единственное: таков "предмет", ради которого создается Музей, а "предмет" этот - сплав исторической памяти и образов будущего. Точнее было бы сказать - сплавление, постоянно происходящее, не успокаивающееся в однажды застывшем виде. Но и не вполне верно сказать, что данный сплав текуч и непостоянен. Хотя подобные слова и не противоречат определению сплава, но им нужно придать дополнительный и особенный для данного случая смысл. Смысл таков. Чтобы о самосознании нации судить как о "полном", "взвешенном", его не должно видеть "однобоким", "односторонним", даже если такой стороной выступает героическое прошлое, или прозаическое настоящее, или поэтизированное будущее. Самосознание нации - это беспрестанная "здесь и сейчас" работа по стыковке в настоящем картин прошлого и будущего, в любой хронологической и календарной точке настоящего.
	(41) - Раздел "Онтологизация проектного замысла Музея" уже непосредственно касался мыслимого пространства Музея, но в первую очередь как идеи Музея и ее содержания, а не организационной перспективы. Раздел "Организационные рамки и тематические направления предстоящего музейного дела" отчасти затронул организационные вопросы, но не в реализационном ключе, а в плане постановки задач.
	(42) - Впрочем, одна из определенностей несомненна: Музею тогда будет уготована провинциальная роль. И в плане его научно-исследовательской деятельности, и в плане посещаемости. При этом провинция музея может вовсе не замыкаться городом Ульяновском, а быть весьма обширной, простираясь далеко за рубеж. Не нужно особо гадать, кто и что составит эту провинцию. Сегодня различных версий Музея СССР в одной России можно насчитать с десяток. Ульяновская версия будет отличаться разве что масштабом.

схемографический абрис музейных пространств актуализации, экспозиции и демонстрации

Наметим рисунком-5 соотношение и взаимосвязь отмеченных выше рабочих пространств - актуализации, экспозиции и демонстрации. Как следует из названия рисунка, пространство мысли о Музее СССР составлено комплексом задач актуализации, экспозиции и демонстрации исторической памяти и образов будущего. На рисунке это большая рамка светлого прямоугольника.

При этом мысль об актуализации предполагает две ее стороны: (1) актуализацию вне и помимо активных усилий Музея, происходящую как бы само собой и (2) актуализацию, которая обеспечивается исключительно усилиями Музея, и вне которых никакой актуализации не состояться. На рисунке это соответственно два тонированных прямоугольника - стихийная и инициируемая актуализации, вложенные в мыслимое пространство (миссию) Музея.
И та, и другая актуализации дают толчок активности Музея в экспонировании исторической памяти и образов будущего.

Экспонирование мыслится в историко-географическом пространстве музейного дела. Это следующий вложенный светлый прямоугольник. Организовано пространство экспонирования (1) календарями различной исторической событийности, изображенными на рисунке как ряд вертикальных прямоугольников, и (2) географией мировых событий, изображенных в виде горизонтального ряда прямоугольников.

	рисунок 5

	© priss-laboratory, 2013 апрель

Оба ряда подпространств наложены друг на друга, и их оси взаимно ортогональны. Это значит, что одно и то же определенное календарное событие может быть различно представлено в географии. А также, одно и то же конкретное географическое событие может быть неоднократно отражено в исторических календарях.
В свою очередь сетка календарных и географических событий образуют физическое пространство демонстрации исторической памяти и образов будущего. На рисунке это тонированный прямоугольник в самом центре мыслимого пространства Музея. Пространство демонстраций обязывает мыслить реальные мероприятия Музея. Реальные - значит в конкретных обстоятельствах городской среды и архитектурных условиях деятельности Музея. Ясно, что различные мероприятия, чтобы достичь своих целей, потребуют различных пространственных и временных обстоятельств. А таковые не определяются всецело наличными возможностями городской среды и архитектурными решениями Музея. Вернее сказать так: если демонстрации не мыслятся в историко-географическом пространстве музейных экспозиций, а последние не мыслятся в мировом пространстве актуализации, то демонстрационным мероприятиям Музея не остается ничего иного, как быть заложниками "реальных" возможностей города. А это, что ни говори, не лучшая перспектива для музейного дела - Ульяновск не Дубай, не Париж и даже не Москва.
Полагаю, что рисунку-5 требуется еще немало разъяснений (43). Поэтому предложу его возможную содержательно-смысловую интерпретацию.

Сначала я буду в ней двигаться "изнутри" рисунка (физического пространства демонстраций) к границам (к миссии Музея), а достигнув границы мыслимого, двинусь "внутрь"(44). Итак, спрашивается, что представляют собой демонстрации исторической памяти и образов будущего? Демонстрация, по сути своей и в отличие от статичности экспозиции, есть динамическое действие.
Следовательно, демонстрация исторической памяти - это память в действии, демонстрация образов будущего - это образы в действии. Правомерно сказать и так: действенная память и действующие образы. Историческая память же деятельна постольку, поскольку позволяет здесь и сейчас воспользоваться историческим опытом (45). Образы будущего же действенны лишь постольку, поскольку разрывают наш замкнутый круг повседневности, извлекают из него и открывают перед нами перспективу. Что и как нужно мыслить в Эпохе СССР, чтобы продемонстрировать подобное? В какого рода экспозициях подобное возможно?
Представляется, что с точки зрения эффективности демонстрации следует в первую очередь мыслить организационные практики СССР. Спектр их весьма разнообразен: от жизнестроительства, переплетенного с социальным экспериментированием до государственного строительства, сцепленного с историческими традициями коллективизма.
Для демонстрации необходимы отрезок времени и физическое пространство, в которых суждено(46) состояться демонстрационным мероприятиям.

А мероприятия таковы, напомню, что должны на некоторое время в некотором пространстве воспроизвести организационные практики Эпохи СССР. И воспроизвести их так, чтобы предоставить возможность погрузиться в них, включиться в роли того или иного персонажа организационной практики(47).
Понятно, что это возможно не в любое время и не в любом месте. Такое время и место определяются (а) историческими календарями, которыми мы должны располагать и (б) географией событий, о которых мы должны быть осведомлены. Тогда конкретизация, с одной стороны, времени демонстрации и, с другой, ее места образуют историко-географическое пространство экспозиции той или иной организационной практики. Как следует из рисунка-5, пространства демонстрации и экспозиции не совпадают, более того, последнее шире первого, что предоставляет определенный маневр демонстрационным мероприятиям. Тем не менее, маневр (исторический и географический), хотя и способствует демонстрации, но еще не гарантирует ее. Для повышения гарантии требуется промыслить баланс стихийной и инициируемой актуализаций (48).
Итак, этим шагом достигнута граница мыслимого пространства Музея, другими словами, к промысленному добавить больше нечего.
Чтобы завершить первый цикл в пространстве мышления о Музее, следует теперь двинуться "внутрь" рисунка и конкретизировать начатую интерпретацию.

Но прежде необходимо предположить актуализацию вполне определенной исторической памяти и образов будущего(49)...
Полагаю, что вывод, который следует из двух предыдущих разделов, подводит к вполне обоснованному выше положению.

Он таков: разработка пространств актуализации, экспозиции и демонстрации исторической памяти и образов будущего есть всецело методологическая работа. Методологическая в двух планах: в плане научно-историческом и в плане организационном.

При этом оба плана предопределяют характер технологий музейного дела: в какой мере и когда им быть "классическими" или, напротив, быть инновационными, где и почему придерживаться традиций или, напротив, быть проводниками модернизации.
(…)

	(43) - Мысль в отличие от думанья и размышления всегда трудна, т.к. вынуждена иметь дело с проблемами - специфическими незадачами и осложненными обстоятельствами. Незадачами - поскольку нет возможности опереться на испытанные решения, а обстоятельства мышления всегда осложнены отсутствием сподручного метода. И хотя мышление многажды труднее думанья, результаты мысли многократно превосходят результаты дум (если думы вообще приводят к достойному результату).
	(44) - "Границу мыслимого" можно понимать метафорически, но все же следуя графике рисунка-5, где она обозначает самый большой прямоугольник (миссию Музея), а можно и буквально, когда наша мысль иссякнет и далее станет невозможной. Поэтому потребуется "возвратное" движение для обозначения новых опор мысли. Обозначив таковые, мысль снова двинется к своим границам, но, как ожидается, уже отодвинутых далее предыдущих.
	(45) - Историческая память не замыкается сама собой на исторический опыт, как и наоборот - исторический опыт может и не откладываться исторической памятью (здесь можно вновь обратиться к рисунку-1 и рисунку-2, в которых ставятся вопросы исторической преемственности). Множество примеров тому, как сознание нации удовлетворяется навязанной ему целевой подборкой исторических событий, подменяющих национальный опыт, а опыт нации довольствуется обнаружением себя в узком горизонте исторических задач. Объяснение тому стало уже общим местом, но лишний раз не помешает. Оно либо в идеологических установках (опирающихся на систему воспитания или манипуляционные техники), либо в отсутствии какой-либо идеологии (пустое место которой заполняется историческим суррогатом от группового или массового сознания).
	(46) - Или не суждено, если наша мысль оказалась не состоятельной.
	(47) - По умолчанию следует принять для воспроизводимой практики и возможность быть "всего лишь" экспонатом. Для этого вовсе не требуется особой мысли.
	(48) - Конечно, воспользоваться только лишь стихийной актуализацией - это значит сэкономить многое что из физических и символических ресурсов и активов Музея (всегда по определению ограниченных). Конечно, делать ставку только на инициируемую актуализацию - это означает перерасход ресурсов и активов. Но это не значит, что стихийная актуализация всегда предпочтительнее инициируемой. Сэкономленные значительные ресурсы могут обернуться недостигнутыми результатами, еще более значительными. Вывод здесь один - Музей СССР представляет собой своеобразное историко-географическое и культурно-историческое предприятие. И, как любое предприятие, ведет игру с своеобразными рисками.
	(49) - Например, связанной со 100-летием образования СССР. Вне сомнения, мир не останется безучастным к данному календарному событию. В этом смысле стихийная актуализация будет обеспечена в полной мере. При этом мы понимаем, что актуализироваться будут память и образы определенно со знаком плюс и знаком минус. Актуализация же, инициируемая Музеем, будет в одних случаях нацелена на приращение значения "плюс", в других на сокращение значения "минус". И наоборот. Соответственно, историко-географическое пространство экспозиции образов и памяти будет члениться на различные по содержанию и смыслу экспозиционные фрагменты. Членение будет производиться исходя из геополитических, геокультурных, научных, общественных и прочих соображений. Эти различные экспозиционные фрагменты, несущие на себе значение "плюс" или "минус", будут приурочиваться к различным историческим датам и крепиться к различным точкам географической карты. Думаю, не стоит здесь приводить примеры наподобие тех, что СССР 1945 года для одних памятен как освободитель, а для других как оккупант, что СССР 1993 года одним открыл завтрашний день, а другим закрыл всякое будущее…

трассировка исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов

Из предыдущего со всей очевидностью следует: трассировки исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов всецело обусловлены, во-первых, характером актуализации исторической памяти и образов будущего, связанных с эпохой СССР и, во-вторых, конфигурацией историко-географического пространства данных памяти и образов (см. рисунок-5). Отметим здесь, что если два предыдущих раздела касались научной, а точнее, методологической, деятельности Музея, то в данном разделе речь будет идти о логистических, а точнее, научно-логистических, задачах музейного дела. Задачи эти решительно своеобразны, т.к. в них предстоит увязать два аспекта, с научной точки зрения представляющихся совершенно несовместимыми: ценностной (идеологический) и эмпирический. В нормальной практике такие "неудобные" для научной работы обстоятельства исключаются именно благодаря принципу соответствия одного другому: фактов - теории. Теория, в данном случае идеология (как историческое мировоззрение или система ценностей), заранее определяет характер и состав фактов, в данном случае историческую эмпирию(50).
Для нашего случая это означает, что стихийная или инициируемая актуализация может вызвать к жизни такие факты исторической памяти и образов будущего, которые до того никак не укладывались в устоявшуюся было идеологию (теорию). С научной точки зрения они должны бы быть отброшены. Так и поступает наука "классических" музеев, особенно в части естественнонаучных экспозиций.

Как должен в данном случае поступить Музей СССР, если не хочет быть заложником стереотипов сознания, идеологических догм и научных теорий? Разумеется, в соответствии с принципом "открытой книги истории" (см. раздел "онтологическое конструирование").
Что в этом смысле представляет собой историко-географическое пространство? А чуть иначе, что это за карта в отличие от карты сугубо географической? Как она строится? Как мы будем отвечать на эти вопросы, так мы и будем предрешать способы трассировки историко-географического пространства Музея. При этом мы прекрасно знаем, что географическое картирование движется от знания неточного к все более точному, а в идеале - к абсолютному. При этом мы интуитивно чувствуем, а где и осознаем логически, что историко-географическое пространство таким образом картироваться не может и не должно.
Разметка историко-географического пространства подвижна, и вовсе не потому, что еще не выполнена окончательно. Ее подвижность есть единственный залог возможности пользоваться историко-географической картой. В противном случае - статичной карты - мы рискуем ввергнуть себя в общество без истории (или в традиционное, т.е., доисторическое).
Здесь уместна иллюстрация с Великой французской революцией. Более 100 лет размечалась ее историко-географическая карта; около века она служила путеводителем, трассируя исторические экскурсы и экспозиционные маршруты; не прошло и 100 лет, как актуализация исторической памяти и образов будущего французской нации сменила свою направленность, перекраивая историко-географическое пространство своей Великой революции(51).

Какие ставятся задачи и, соответственно, предполагаются работы, если учесть приведенные выше соображения? А они таковы, что следование им практически оставляет нас вне привычных исторических и географических ориентиров и лишает освоенных способов навигации. Но это, в который раз подчеркну, особенность нашего историко-географического "предмета" - эпохи. И не просто эпохи, а Эпохи СССР, место и значение которой определяются не столько в тиши кабинета историка, сколько раскладом и весом интеллектуальных и силовых аргументов в геополитическом пространстве планеты. Поэтому задачи и работы по трассировке исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов, с одной стороны, будут под влиянием процессов в геополитическом пространстве, а с другой стороны, сами должны вносить вклад в конфигурацию "сил" данного пространства(52) .
(…)

	(50) - Вспомним знаменитое Галилеево: если факты противоречат теории, то тем хуже для фактов. А именно с Галилея ведет отсчет современная европейская наука.
	(51) - Несомненно, что бывший (и еще не угасший) вектор актуализации был направлен на сакрализацию значения Великой французской революции. И, как это всегда имеет место быть в истории, приходит время десакрализации. А вместе с ней летят с пьедесталов памятники (а "культурные" нации к ним перестают возлагать цветы), новые герои занимают места развенчанных, закрываются экспозиции, усомневаются мавзолеи, переписываются школьные учебники истории… Во многом смена вектора принадлежит стихийной актуализации, по крайней мере, у нее нет одного или немногих центров. Это результат общественно-исторического процесса, или, говоря образно, эффект социально-исторического маятника.
	(52) - В этом смысле Музей СССР должен быть подобен либо "фабрике мысли", если решит явно и недвусмысленно влиять на умонастроения жителей планеты, либо "теневому колледжу", если это будет делать подспудно, но повсеместно, либо какой-то их специфической комбинации. Подобный смысл определенно далек от маниловщины, ибо таково вполне объективное значение нашего историко-географического "предмета", и только мы со своей ограниченностью несем опасность сужения роли и значения Музея СССР.

схемографический абрис трассировки исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов

Представляется, что вклад в конфигурацию более важен для дела будущего Музея, а "нишевое" позиционирование противоречит самому его духу. Тогда схемографический абрис требуется смыслам, связанным в первую очередь с изменением конфигураций геополитического пространства.

Изменение одного характера конфигурации со всем комплексом его составляющих на другой ставит перед делом Музея весьма непростую логистическую задачу(53). Она неразрешима вне опоры на специальные графические изображения (54).

Пока не представляется возможным дать их в рабочем виде, но принципиальные соображения все же необходимы. Они намечены рисунком-6.

	рисунок 6

	© priss-laboratory, 2013 апрель-июнь

Из рисунка следует: для того, чтобы очерчивать принципы трассировки, или логистики, исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов, нужно удерживать масштаб нашего исторического "экспоната" - Эпохи СССР. Масштаб этот - планетарный.
Соответственно, масштабные рамки логистики также планетарные - это геополитическое пространство, или карта, мира. На что и как нужно обратить здесь внимание? В мире, разумеется, время от времени и от места к месту возникает интерес к тем или иным событиям эпохи СССР. Также разумеется, что данный интерес к этим событиям приобретает различную окраску: благожелательную, равнодушную или отрицательную (на рисунке это вертикальные прямоугольники различного тона). На меру интереса влияет направленность вектора актуализации исторической памяти и образов будущего, связываемых миром с интересующим событием эпохи СССР.
Предыдущим введены принципиальные исходные положения логистики или, что то же самое для музейного дела, для трассировки исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов. Перед чем нас ставят и к чему обязывают эти положения?
Если совсем попросту, то перед задачами продвижения и поддержки "объективных" оценок (55) того или иного события и, напротив, минимизации "ареала" оценок безосновных, а то и вздорных. Так это и можно было бы принимать в расчет, если бы исторические события имели однозначные оценки (56). Конечно, так дело не обстоит и не должно.

Как уже отмечалось, в принципе не может быть одной-единственной историко-географической карты, что необходимо для карты географической. На рисунке-6 это обстоятельство отражено в виде вертикальных прямоугольников различного тона, означающих несколько историко-географических карт, в данном случае три (а то и шесть, если в каждом из них видеть по два региона с разной направленностью вектора актуализации). Различаются они применительно к этому случаю по основанию исторической оценки того или иного события эпохи СССР: позитивной, нейтральной и негативной (57).
Поэтому, исходя из экспозиционно-музейной логистики, само событие получает не только множественную форму, но также и множественный способ существования. Форму существования - прежде всего в своем историческом залоге на историко-географической карте мира, способ существования - в реальном времени и преимущественно в географических координатах геополитического ландшафта планеты.
Картирование события одновременно на нескольких картах, а также множественные форма и способ его существования позволяют в рамках музейной логистики менять "расклад сил" в геополитическом пространстве мира. Подчеркну: в рамках музейной логистики, т.е. в границах той реальности, которая может быть обозначена как мир музея, мир этого музея, мир Музея СССР. Эти миры представляют собой хотя и специфически изолированные, но, тем не менее, определенные части реальности человеческого мира. Цель музейной логистики здесь - преодолеть данный изоляционизм (идеологический, культурный, политический, научный…).

Каким инструментом для этого может воспользоваться именно музейная логистика? Полагаю, что этот инструмент - актуализация, точнее - вектор актуализации, еще точнее - изменение направленности вектора актуализации. Здесь видится несколько сценариев. Рассмотрим из них два крайних - наиболее неблагоприятный (пессимистичный) и самый благоприятный (оптимистичный) для дела Музея СССР.
Самый неблагоприятный и мрачный сценарий - это стихийная актуализация отрицательной исторической памяти и отрицательных же образов будущего, проецируемых на эпоху СССР и связываемых с ней. На рисунке-6 это нижний ряд прямоугольников, символизирующий экспансию стихийной актуализации из региона, приверженного к негативной оценке, в регионы с нейтральной и позитивной оценками. Тогда верхний ряд прямоугольников будет символизировать логистические усилия, противостоящие данной стихийной актуализации. А то, что на нем изображено в виде вектора актуализации, должно здесь интерпретироваться как целенаправленность музейной логистики. Можно сказать, что в данном случае инициируемая актуализация и музейная логистика совпадают не только в своих целях, но и в средствах. Конечно, музейной логистике вряд ли по силам изменить направление вектора стихийной актуализации. Но также: понимание этого вовсе не отменяет логистических усилий.

Они прикладываются в любом случае: и в случае актуализации, исходящей из "негативного" региона-3, и в случае исхода актуализации из региона-2 "нейтрального", и в случае исхода из "позитивного" региона-1 (58). Для всех случаев будет достигнут свой результат: для первого - возобладание объективности в любого рода оценках, для второго - склонение к объективности, для третьего - минимизация предвзятости.
Самый светлый сценарий для музейной логистики - это та стихийная актуализация, которая исходит из региона-1, знаменующего приверженность позитивным оценкам. На рисунке-6 это верхний ряд прямоугольников. Казалось бы, подобная актуализация освобождает музейную логистику не то чтобы от сверхусилий, но и каких бы то ни было. Может быть для музея вполне частного по задачам и узко специализированного в экспозиционных технологиях это было бы приемлемо. Но для музея выдающейся исторической эпохи дело так обстоять не может и не должно. Задачи для музейной логистики стоят и в данном случае: закрепить регион-1 в качестве гаранта объективных исторических исследований и превратить в значимый плацдарм фундаментальной историографии эпохи СССР и методологии его истории.

Здесь также необходимо особо подчеркнуть следующее. В сценарии, в котором совпадают направленности логистики и вектора стихийной актуализации, вполне вероятно реальное изменение "расклада сил" в геополитическом пространстве мира. Разве это не высшее предназначение и миссия музея исторической эпохи? Разве это не высшее предназначение и миссия музея исторической эпохи?
(…)
Что означают эти схематизированные сценарии в плане трассировки исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов? Ответ лежит на линиях "пересечения", с одной стороны, феноменов актуализации исторической памяти и образов будущего и, с другой, результатов музейной логистики в изменении конфигурации геополитического пространства мира. Эти "пересечения" определяют значение исторического экскурса по отношению к экспозиционному маршруту: определенный экскурс задает пакет конкретных маршрутов.
Итак, трассировки экскурсов прочерчиваются:
а) на одной исторической карте как связывание двух и более событий, несущих на себе различную историческую оценку,
б) а также как увязывание через одно событие двух и более исторических карт.

Соответственно историческим экскурсам, трассировки маршрутов назначаются:
а) на одной географической карте как связывание двух и более мест, отмеченных различными знаками вектора актуализации,
б) а также как увязывание в одном месте или же как привязка к одному месту двух и более географических карт.
(…)
Этими двумя парными разделами - "Разработка пространств актуализации…" и "Трассировка исторических экскурсов…" - обозначена архитектура Музея СССР и его Дела. Архитектура - в смысле принципиального и как бы неукоснительного строения. Такого строения, понимание и знание которого (59) позволяет действовать и взаимодействовать всему необходимому кругу деятелей на любом месте и в каждом этапе становления, развертывания и жизни будущего Музея.
(…)

	(53) - Не стоит особо доказывать, что не решая данной логистической задачи, казалось бы весьма далекой от выставочно-музейного маркетинга, наполненность Музея посетителями будет всегда стоять под вопросом. Или, хуже того, обеспечение посещаемости будет требовать немалых усилий по самым разным, но не имеющим непосредственного отношения к своему делу, направлениям (выставки, презентации, концерты, ток-шоу, торговля…), что ныне и происходит с массой идеологических и культурных учреждений (в первую очередь с музеями и библиотеками).
	(54) - Традиционно в логистиках различного назначения (военной, транспортной, производственной, складской…) используются графы, табличные формы, сетевые графики.
	(55) - Прямо или косвенно здесь уже не раз говорилось об объективности истории. Таковая ни в коей мере не может быть поставлена в один ряд с объективностью в науке, особенно в науках естественнонаучных и точных, служащих для научно ориентированного сознания высшим образцом объективности. Речь в данном случае может идти только и только об установке на объективность. А говоря строго, в историческом исследовании или в реконструкции истории требуется не объективность в научном смысле слова, а объективация, обеспечиваемая соответствующими методологическими процедурами. Назначение данных процедур - в очищении исторического материала от фактов интеллигибельного толка.
	(56) - Но таковое должно быть признано как догматизм, не важно, научный, исторический или какой другой. Конечно, с тактической точки зрения догматизм, а в более мягкой версии - догматика, может дать позитивные результаты. А вот в стратегической перспективе догматизм ранее, а догматы позднее, так или иначе обернутся против их проповедников и проводников. В этом плане весьма иллюстративна история церкви и науки.
	(57) - Основание может быть не только оценочным, а, к примеру, аналитическим. Таковым может выступить модус "влияния на ход истории": безусловное и бесповоротное влияние, значительное и недвусмысленное, существенное, явное, заметное, незаметное, подспудное… Оценочное выбрано для простоты и краткости.
	(58) - Хотя это и происходит одномоментно, здесь нет никакого парадокса. Временной размах амплитуды исторического маятника может быть самым различным: от нескольких месяцев и лет, как это происходило и происходит с оценкой событий эпохи СССР в перестроечное и постперестроечное время, до нескольких десятилетий и столетий, как это имеет место быть в оценке европейских революций - научных, промышленных, социальных... Давно принято как факт, что регионы, точнее, культурные регионы сосуществуют, бытуют хронологически одновременно, но живут и действуют в различных исторических временах (эпохах). Поэтому на рисунке-6 и возникает весьма пестрая картина.

конструирование медийных, демонстрационных и выставочных студий музея

Если принять, что архитектура Музея СССР и его Дела некоторым образом уже задана (см. здесь разделы "Разработка пространств актуализации, экспозиции…" и "Трассировка исторических экскурсов…"), то я могу теперь рискнуть и перейти к дизайну Музея (см.здесь также сноску #33). К дизайну в каком смысле? В смысле реализационной установки, если под архитектурой иметь в виду изначально установку императивную - вменение задач, предъявление проекта работ как определенного законодательства деятельности, задание общего плана действий исполнителей и тому подобное и в таком же духе. Но чтобы от архитектуры Музея перейти к его дизайну, нужно со всей определенностью зафиксировать: ими - архитектурой и дизайном - задаются, ни много ни мало, сверхзадачи музейного дела. Они амбициозны, но практичны и, что еще важнее, настоятельны. Особенно на фоне чрезмерно идеологизированной, политизированной и ангажированной ныне науки истории. И это далеко не специфическое обстоятельство исторической науки, связанное с "особенным путем" России. Так обстоит историческое дело чуть ли не повсеместно.
(...)
Принимая во внимание данное положение - сверхзадачи Дела музея, с одной стороны, и шаткость его исторических оснований, с другой, - дизайном Музея предполагается именно студийный характер работы его учреждений. Студийный характер - в противоположность регламентируемой деятельности, призванной к производству стандартизированного продукта.

Не важно, какого продукта, материального ли в виде экспонатов и экспозиций, организационного ли в виде экскурсий и лекций, знаково-символического ли в виде исторических знаний и смыслов. Студийный характер - значит постоянно настраиваемой и самонастраиваемой деятельности, подготовительные работы которой также входят в ее основное содержание и составляют ее результаты. Студийный характер - значит всегда открытая система.
(…)
Быть открытой системой, промысливать актуализацию во всех ее проявлениях и феноменах, влиять на вектор актуализации исторической памяти, изменять конфигурацию геополитического пространства мира…, короче все, на что указывают предыдущие разделы - как это? Вне обретения сподобных для этого сил и средств такого рода задачи являют собой лишь чистой воды фантазм, утопию.
Так какого же рода усилия и, в конце концов, мероприятия могут здесь выступить средствами и способами решения? Понятно, что они не лежат на поверхности, их следует попытаться обнаружить в аналитических выводах музейной логистики.
Музейная логистика, как и любая другая, в решении сверхзадач, т.е. задач стратегических, основывает себя на понятии плацдарма. В случае логистики запасов это может быть склад, в случае транспортной логистики - терминал, военной - высота, укрепрайон, в случае организационной - рабочая площадка. Последнее ближе всего к смыслу требующегося нам понятия (59). Итак, рабочими площадками решения сверхзадач оборудуются исключительно плацдармы, т.е. пространства-территории, чрезвычайно значимые с точки зрения ведения стратегических действий.

В случае со стратегиями Музея СССР под плацдармами должны подразумеваться пространства-территории с весьма сложными определениями (формулировками). Если в соответствии с рисунком-5 (раздел "Схемографический абрис музейных пространств актуализации..."), то они определяются как физические пространства демонстрации исторической памяти и образов будущего, выделяемые в историко-географических пространствах экспозиции данных памяти и образов. А если в соответствии с рисунком-6 (раздел "Схемографический абрис трассировки..."), то определение должно быть расширено до регионов, значимых с точки зрения влияния на вектор актуализации. Такова первоочередная роль конструируемых музейных студий. Следовательно, в этой роли их недопустимо мыслить традиционно, пусть и в качестве технологически продвинутых, суперсовременных учреждений, подразделений и помещений Музея. Таковыми их можно и нужно мыслить, но в следующую, тоже не последнюю и немаловажную очередь.
(…)

	(59) - Ближе всего потому, что позволяет их мыслить и рассматривать также функционально, а не только морфологически. Функционально - значит, используя для их организации-материализации весь тот реальный, "инородный", казалось бы, эмпирический материал, совокупность которого сможет выступить в качестве носителя функций площадки. Морфологически - значит, используя строго определенный материал, так или иначе задаваемый определенными же организационными, технологическими или иными стандартами. Если бы Музей СССР мог быть классическим, традиционным музеем, то морфологический подход к его проектированию и организации был бы вполне оправдан. Музей СССР не может быть ни классическим, ни традиционным музеем, поэтому в видении его учреждений и подразделений крайне рискованно исходить из предзаданной морфологии, даже не из предзаданной. Многое, еще невидимое, окажется навсегда заслоненным привычными и устоявшимися образами музейного дела.

схемографический абрис конструирования музейных студий

Предыдущий раздел отвечал на вопрос что есть студии для дела Музея СССР. Принципиальный ответ: студии служат рабочими площадками Музея в роли плацдармов его Дела. Данный принципиальный ответ определяет площадки-плацдармы в виде пространственных образований, в т.ч. территориальных. В этом разделе я попытаюсь доопределить студии в качестве инструментальных образований Музея. Именно в таком двойном значении - пространственном и инструментальном - студии смогут выступить площадками-плацдармами, на которых и с которых вершится музейное дело. Инструментальность (действенность) студий может быть увязана с типами рабочих площадок Музея, намеченных разделом "Схематический абрис трассировки…".

Все площадки, так или иначе, заключены в интервал пространственных и инструментальных возможностей оперировать главными предметами Музея - исторической памятью об эпохе СССР и образами будущего, связываемых с нею.
Соответственно, этот интервал простирается:

от площадок, эффективных с точки зрения изменения конфигурации историко-географического пространства памяти и образов будущего; имеющих достаточный потенциал к управлению инициируемой актуализацией и обладающих возможностью воздействовать на вектор стихийной,

до площадок, проблемных с точки зрения изменения конфигурации историко-географического пространства; требующих чрезмерных и неоправданных усилий для управления инициируемой актуализацией и лишенных какой-либо возможности воздействовать на вектор стихийной.
Можно сказать, что этим самым обозначенный интервал указывает на цели рабочих площадок. В одну свою сторону он указывает на все большую их полноту и вероятность достижения, в другую сторону - на все большее ограничение полноты и достижимости целей (рисунок-7).

	рисунок 7

	© priss-laboratory, 2013 июнь

Неизбежная и постоянная трансформация целей музейных площадок в интервале возможностей ставит музейное дело перед не малым рядом весьма непростых задач. Что это значит для Музея СССР? Это значит, что у него намечается альтернатива.
Первое. Отбрасывать те задачи, которые явно не относятся и никогда не относились к задачам музейного дела. Это вполне законный ход, но он обрекает музей на специализированное существование. И чем уже будет специализация, другими словами, чем больше будет отбрасываться задач, тем все более нишевое позиционирование предстоит музею. Выше этот вариант был отброшен как неприемлемый духу и делу Музея СССР.
Второе. Решать, не отбрасывая, все задачи, которые проявляются в интервале возможностей рабочих площадок. Чтобы решать их, придется решиться на непредвиденные работы, а в случае с деятельностью Музея СССР таковых будет несравнимо больше работ предвидимых, не говоря уже о планируемых. Оценка альтернативы подводит к нетривиальному выводу, а скорее, к вопросу. Допустимо ли такого рода музею опираться на "стандартные" технологии музейного дела (60). Можно ответить: почему бы и нет? К тому же, если они, казалось бы, справляются с "нестандартными" задачами. Но здесь есть одно, скорее интуитивное, чем аргументированное возражение. Состоит оно в том, что "стандартная" технология по определению не решает "нестандартных" задач, что называется, без остатка.

Подобный остаток со временем будет неуклонно копиться, что может привести к перерождению авангардного по сути музея в музей традиционный, если не банальный. Мне представляется, что это будет ничем иным, как банкротством замысла Музея СССР (61).
При этом никакому музею не быть музеем вне опоры на технологии музейного дела. Но эти технологии согласно рисунку-7 должны соотноситься, и по разному, с целями рабочих площадок (что во многом противоречит свойству любой и всякой технологии, а не только музейной (62)). Здесь должен появиться специальный регулятор, который позволяет технологиям оставаться технологиями, и который в то же время целевым образом корректирует их функции. Таковыми регуляторами и должны выступить студии Музея СССР - его учреждения и подразделения с особым режимом деятельности. Это не значит, что благодаря им Музей СССР должен быть противопоставлен музеям классического и традиционного толка со своим устоявшимся набором учреждений и подразделений. Это значит, что он, как уже не раз было отмечено, есть музей особого рода. И его особенность определяется свойством технологий музейного дела. Это свойство - целевая функционализация технологий Музея СССР - и задается особым режимом работы учреждений и подразделений музея, а именно, студийным. Следует даже сказать, что студии и есть собственно учреждения и подразделения Музея СССР.

Теперь следует, опираясь на рисунок-7, прояснить каким образом за счет студийного режима обеспечивается данная целевая функционализация музейных технологий. Для этого рассмотрим два крайних положения рабочих площадок в интервале их возможностей изменять геополитическое пространство мира (63). Одно положение, как было отмечено выше, характеризует площадки как эффективные, другое положение - как проблемные (на рисунке: с максимумом и минимумом возможностей). Какие задачи рабочих площадок обозначаются данными положениями? Разумеется, их множество, но есть и общая задача, которую стоит рассмотреть в первую очередь. Состоит она в концентрации на площадках всех возможных технологических ресурсов. Но в случае эффективной площадки ее работы будут нацелены на расширение плацдарма (рисунок-6) позитивной актуализации исторической памяти. Расширение обеспечивается за счет регионов нейтральной и далее негативной оценки эпохи СССР. В случае же проблемной площадки концентрация ресурсов и последующие работы должны быть нацелены на сдерживание экспансии негативной оценки. Больше всего ресурсов будет требоваться площадкам в регионах (истории и территории) с тотальным доминированием негативной оценки.

Теперь зададимся "простым" вопросом. Какой из подходов - морфологический или функциональный (см.здесь сноску #58) - может обеспечить максимум концентрации технологических ресурсов? Конечно же, функциональный, который в пределе может быть распространен, если не практически, то теоретически, на любой мыслимый материал материал (или обстоятельства)(64). Чтобы обеспечить подобное распространение, нужен специальный прием. Он, с одной стороны, должен быть относительно свободен от реального (эмпирического) материала, быть относительно независимым от него, а с другой стороны, должен основываться на важнейших принципах музейного дела. Такой прием может быть связан с идеей конструктора. Поэтому рисунок-7 следует рассматривать как подобный конструктор, представляющий собой набор конструктивных элементов и одновременно правила их сборки в различные композиции. В набор конструктивных элементов входят функции базовых технологий музейного дела, причем за каждой из функций соответственно присутствует целый пучок технологий определенного класса. Правилами сборки выступают цели и место рабочей площадки в интервале ее возможностей (а равно, вызовов площадке). А ленточка задач и работ служит собственно "верстаком" для сборки композиций.

Иллюстрация. Допустим, рабочая площадка мыслится в крайнем левом участке интервала возможностей (вызовов). На геополитической карте, согласно рисунку-6, это означает ее локализацию в историко-географическом регионе с негативной оценкой эпохи СССР. Цели площадки состоят, соответственно, в сдерживании негативной актуализации и в противостоянии ей доступными в данном регионе средствами. Согласно рисунку-6 плацдарм сдерживания несравним с плацдармом негативной актуализации. Следовательно, площадка чрезвычайно ограничена в выборе средств. Действительно, ей вообще не дано "право" на демонстрации, чрезвычайно сужены медийные возможности (особенно массмедийные). Если ей что и позволено, то это некоторая выставочная активность, например, в виде интерпретирования и комментирования отдельных событий эпохи СССР. Как же возможна в этой ситуации концентрация технологических ресурсов? Она возможна, если мы будем в своем функциональном подходе различать форму и способ действия. При этом зная, что эффективность действия обязана прежде всего способу, а не форме.
Итак, согласно месту площадки форма действия может быть только выставочной, но способ должен быть демонстрационным и медийным (рисунок-7). Т.е., достигающим убеждения и обеспечивающим диалог, на что, однако, наложено вето.

Как разрешить это противоречие? Оно разрешается только и только за счет студийного режима работы площадки. А именно, в зачет работы площадки входят не только (и даже не столько) сама выставка, но и шаги в ее развертывании (подготовке) и свертывании (закрытии). Таковых шагов может быть не мало, и значение их может быть сопоставимо со значением самой выставочной экспозиции. Эти шаги могут быть составлены проведением проектных семинаров на тему выставки и сопредельные ей темы, широким обсуждением результатов семинара, публичной оценкой содержания выставки и ее хода. Тем самым, рабочая площадка сугубо выставочного свойства распространяется на сферы, казалось бы, весьма далекие от собственно выставочной деятельности. Для усиления смысла данного тезиса стоит даже сказать, что сам факт выставки может служить лишь поводом для развертывания широкой активности площадки.
(…)

	(60) - Вполне возможно, что замысел Музея СССР должен быть отнесен к новой странице мировой истории музейного дела. В том или ином виде такого рода музеи (музеи исторических эпох, социальных движений, политических идей и прочих "нематериальных" экспонатов) будут занимать все большее место в жизни государств и обществ, тесня традиционные музеи (музеи как собирание и собрания вещей).
	(61) - Разумеется, банкротство замысла куда предпочтительнее краху учреждения. Исходя из этого понятного положения, предпринимаются особые процедуры проигрывания будущего. Одна из наиболее эффективных процедур - организационно-деятельностная игра. Сюда же следует отнести и форсайт.
	(62) - Здесь опять встает вопрос о морфологическом и функциональном подходах к организации и существованию "вещей" нашего мира (см. сноску #58). И в этом плане феноменологически абсолютное превалирование морфологической организации над функциональной организацией вовсе не означает "правоты" первой. Это означает лишь то, что морфологически организованные "вещи", и в том числе технологии, всегда ориентированы на массового потребителя. Ульяновск уже сегодня демонстрирует поразительно неуклонный рост разного рода городских музеев, основанных именно на массовых технологиях музейного дела (например, краеведческих). Но в случае Музея СССР технологии музейного дела никак не могут быть массовыми. Скорее наоборот: они должны эксплуатироваться "тонкими" (высокопрофессиональными и высокообразованными) пользователями. Таков "удел" музейных технологий, уготовленный им замыслом музеефикации эпохи СССР.
	(63) - Нужно еще раз дополнительно проинтерпретировать столь резкую формулу, явно принадлежащую глобальной политике и ее инструментам. Один раз эту формулу можно понимать сугубо в разрезе обстоятельств музейного дела. Например, в логистике рынка и потоков посетителей. Очевидно, что любой музей, даже естественнонаучной или художественной направленности, имеет на геополитической карте мира ареалы с разной маркетинговой ценностью и с разной степенью лояльности "бренду" музея. Изменения музейного рейтинга таких ареалов и есть влияние на геополитическое пространство (музея, следует здесь добавить). Другой раз эту формулу следует понимать в прямом значении. Действительно, разве распространенность за рубежом музеев советской оккупации (и военной, и культурной, и экономической) не есть непосредственный инструмент геополитики? Почему же Музею СССР также не быть подобным, но более технологичным и, главное, культурным инструментом геополитического значения?
	(64) - Я специально обостряю мысль. Конечно же, функциональный подход также имеет свои ограничения. Но они несравнимы с ограничениями морфологического подхода. Необходимо сказать, что с точки зрения широты приложения морфологического подхода мы всегда будем иметь счетное количество охватываемых им вещей (решаемых задач), в то время как функциональный подход оставляет их ряд открытым. Конечно, и в случае функционального подхода ни мало вещей (задач) будет ему "сопротивляться", но это при всем том, что морфологический подход будет воспринят весьма и весьма немногими вещами (и задачами, подлежащими решению). Поэтому если строго, то здесь нужно различать ресурсы и запасы. Запасы нам исходно приданы, мы ими снабжены наподобие запасов природных. И подобно природным, их счетное количество. И наличествуют они именно в этом счетном количестве, не важно, пользуемся мы ими или нет. Ресурсом же выступает все то, что мы в состоянии использовать для решения своих задач. Поэтому их качество (действенность) и разнообразие зависят прежде всего от нашей способности их помыслить и промыслить. Другими словами, чем скуднее наша мысль, тем на все более скудные ресурсы мы опираемся в своем действии. И, добавил бы, все больше растет наша зависимость от ограниченных и предзаданных запасов. Перефразируя, можно сказать: ресурс - это залог нашей свободы, запас - это наш путь в заложники. История, политическая и экономическая, предоставляет массу иллюстраций в поддержку этого тезиса.

организация коммуникативных площадок истории, культуры и политики

Любой уважающий себя музей и вполне самостоятельная (внемузейная) коллекция выступают условиями и одновременно организаторами "диалога" истории и культуры (65). Другими словами, их экспонаты служат неразрывными связями исторических смыслов и культурных значений(66). Следует добавить: их экспонаты в силу данной роли становятся больше, чем вещи, сложнее любых вещей, окружающих нас в жизни. А если быть здесь последовательными, то нужно признать, что в случае с музеем и коллекцией материальность (вещность, натуральность) экспонатов уходит на второй план, а на первом оказываются совершенно нематериальные и невещественные смыслы и значения.
Позволю себе в развитие этой мысли еще одно утверждение (также семиотического и лингвистического толка). Вещи-экспонаты не в пример утилитарным вещам-функциям оказываются заключенными внутрь оболочки смысла и значения. И эта оболочка отныне замещает собой исходную вещь, репрезентирует ее миру. А если мы теперь перестанем центрироваться на вещной стороне вещи-экспоната, теперь вторичной, и направим свое внимание на экспозиционную сторону, теперь центральную, то должны принять как нормальный и должный следующий факт. Смыслы и значения, "привязанные" однажды музейным или коллекционным замыслом к вещам истории и культуры и потому, казалось бы, навсегда несвободные от них, в какой-то момент "отрываются" от своих носителей и начинают жить вполне самостоятельной жизнью (67).

Этот момент для настоящего раздела - коммуникативных площадок - чрезвычайно важен. И вот почему. Лишь на первый взгляд представляется, что центральными фигурами коммуникации являются люди, а смыслы и значения наличествуют в коммуникации лишь постольку, поскольку производятся людьми. Но задумаемся на минуту, почему нам интересны одни люди-коммуниканты, а другие не интересны, и здравый ответ придет сам собой: потому что нам интересны (важны, небезразличны) смыслы и значения, связываемые нами с коммуникантами. И еще: нам может быть не известен автор текста, он может быть даже глубоко антипатичен, но нам прежде всего важны смысл и значение его текстов.
Надеюсь, приведенных аргументов достаточно, чтобы зафиксировать для музейного дела важное обстоятельство в отношении таких невещественных и казалось бы эфемерных образований, как смысл и значение. Также надеюсь, что не нужно никого убеждать в следующем. Сегодня музей обозначает себя в мире не только материальными экспонатами, экспозициями, историческими экскурсами и экспозиционными маршрутами, но все больше и больше разного рода их описаниями. Музей, благодаря им, приобретает множественный способ существования: он не только располагается своими строениями в конкретной географической точке, но и на книжной полке в виде альбомов, буклетов и проспектов. А все способы существования порой не поддаются учету.

И в немалой степени известность музея обеспечивается именно этой "превращенной" формой его существования, его "инобытием" в виде слова и знака и, главное, благодаря смыслу и значению, облекающими знак (музея) и слово (о музее).
(…)
В начале данного раздела, указывая на роль музея в "диалоге" истории и культуры, я имел в виду любой и всякий музей. Музей СССР, как не раз уже отмечалось, - не любой и не всякий. Поэтому наряду с историческими и культурными смыслами и значениями здесь необходимо иметь в виду (гео)политические смысл и значение Музея, а равно его Дела, экспозиций, экспонатов и мероприятий (см.здесь разделы "Трассировка исторических экскурсов и экспозиционных маршрутов" и "Схемографический абрис трассировки…"). Здесь следует добавить, что сами исторические смыслы и культурные значения, генерируемые Музеем, будут наиболее явственны и рельефны именно на фоне и в контексте политики. И неважно какой - политики в широком смысле, в том или ином специальных смыслах этого слова, или еще в каком-то особенном (68). При этом и сама политика в определенных ситуациях выступает генератором смыслов и значений, в том числе исторических и культурных. Международная и внутренняя политики в СССР - показательный и масштабный тому пример.
(...)

Выше также не раз отмечалось, что перед Музеем СССР стоят исключительно сверхзадачи, и к тому же работа музейных площадок, направленная на процессы актуализации, требует максимизации всех мыслимых ресурсов.

Все это и многое другое ставит вопрос о субъектах, намеренных к воспринятию сверхзадач и способных к решению таковых, располагающими необходимыми ресурсами и готовыми их предоставить (хочется добавить: на безвозмездной основе). Теперь можно назвать данных субъектов - это История, Культура и Политика.

Конечно, в контексте данного раздела это должны быть не абстрактные сущности, а нечто конкретизированное и персонифицированное. Для прояснения вида и характера означенных субъектов музейных сверхзадач требуется очередной схемографический абрис.
(…)

	(65) - Слова история и культура можно тут написать с большой буквы, указывая тем самым на историю и культуру человечества, можно оставить строчными, тем самым подразумевая истории и культуры вполне краткие и локальные.
	(66) - Нужно пояснить, с каких позиций и в каком плане я здесь рассматриваю феномены и понятия смысла и значения. Данные феномены и понятия используются мной в соответствие с традицией семиотических исследований и исследований коммуникации в Московском методологическом кружке. В этом плане значение - лингвистическое (слова/текста) или семиотическое (знака/изображения) - представляет собой парадигматическое образование. Следовательно, вполне вне временное и как бы неподвижное, статичное. В противоположность ему смысл есть образование синтагматическое. Следовательно, вполне ситуационное и подвижное. Именно поэтому культуру можно рассматривать как совокупность парадигматических конструкций значений, транслируемых "сквозь" время, что и обеспечивает устойчивость различных практик человечества. И напротив, история в данном контексте должна рассматриваться "через" смысл, и чтобы быть собственно историей, должна быть постоянно осмысляема (см.здесь, например, К.Ясперс "Смысл и назначение истории").
	(67) - За этим утверждением стоит фундаментальный принцип: с момента "отрыва" культурных значений и исторических смыслов от конкретных вещей и последующего обретения ими самостоятельной жизни только и начинается собственно история, только и начинает складываться собственно культура. Вторя классикам: вне царства духа нет места истории и культуре. А в чем еще себя являет дух, если не в обличье смысла и значения?
	(68) - Не противореча понятию, можно сказать, что политика как таковая есть не что иное, как искусственное русло для направления самых широких и разнообразных по происхождению исторических смыслов и культурных значений, а специальная политика - для смыслов и значений, генерируемых в отдельных областях человеческой практики.

схемографический абрис организации коммуникативных площадок

Этому разделу я предпошлю цитату: "Люди современного мне поколения <…> превалирующим и определяющим считают мир реальных ситуаций. <…> Именно поэтому современные поколения являются принципиально а-историческими. Для них не существует ни исторической действительности, ни их собственного действия в истории" (Г.П.Щедровицкий Г.П. "Я всегда был идеалистом"). Мысль Г.П.Щедровицкого на счет а-историчности я распространил бы и на культуру и политику, а также на учреждения и организации людей. Т.е., "засилье" реальных ситуаций в жизни людей, организаций и учреждений, соответственно, отсутствие у них исторических, культурных и политических горизонтов и ориентиров, обрекает их на а-историчность, а-политичность и а-культурность. Здесь, следовательно, можно уточнить миссию Музея СССР.
дальнейший материал готовится к размещению,
© В.Сааков, 17 июль 2013
(…)
Текущая эпоха чрезвычайно сузила в повседневной жизни людей подобные горизонты. Это, разумеется, никакая не новость. Т.н. общество потребления этим и примечательно. Эпоха СССР своим общественным устройством была абсолютной противоположностью обществу потребления. И такое устройство следует называть производственным. И не только в обыденном смысле: производились не только вещи, но и смыслы и значения.

Правда, стоит добавить, что в сравнение с обществом потребления вещей для жизни производился крайний минимум, а вот в производстве смыслов и значений недостатка не было. Сегодня с горизонтами не только скудно, но и странно: если они и задаются, то исключительно как ретроспективные, что решительно противоречит самой идее горизонта (69). Отсюда и значительный крен государственной идеологии в сторону консерватизма: от императивов какой быть частно-семейной жизни до жизни страны в целом.
И еще один штрих, прежде чем перейти к схемографическому абрису. Может быть, это мое субъективное ощущение, но сдается, что наступил чрезвычайный дефицит общественных, культурных и государственных институтов, ответственных за видение будущего. А это значит, что любая площадка, на которой могут сойтись в открытой дискуссии Культура, История и Политика, в огромной цене. Музею СССР, виртуальному или реальному, в форме теоретической мысли или практических мероприятий предначертано быть такой площадкой (71).
Абрис, требующийся отмеченным смыслам, будет самым сложным из всех, представленных выше. Поэтому необходимо развернутое пояснение его устройству, определяемому принципами коммуникации (70). Первое, что нужно иметь в виду процессов коммуникации - это наличествующие в ней значения. В данном случае - в случае коммуникативной площадки Истории, Культуры и Политики - таковыми выступают соответствующие значения эпохи СССР (или отдельных ее событий).

Они транслируются различными механизмами, ведущими из которых служат образование, библиотечное дело и, конечно же, музеи. Благодаря трансляции, т.е. сохранению во времени своего содержания как неизменного, они реализуют себя в самых различных ситуациях и обстоятельствах жизни. И в первую очередь там, где имеет место быть устное или письменное слово. Что значит реализуют? Это значит, говоря образно, они "отпечатывают" себя на материале речи (текста), оформляя его для слушателя (читателя) в понятный или узнаваемый вид (72). Другими словами, означивают его, придают ему ту или иную значимость, отсылают к соответствующим знаниям.
В противоположность значениям смыслы всегда ситуационны, т.е. изменчивы и, следовательно, не транслируемы. Их возникновение, а также изменчивость сообразуются с целями, задачами, опытом, интуицией, в конце концов, ощущениями и восприятием слушателя (читателя). Смысл, в отличие от вменяемого нам "свыше" значения, придается чему-либо нами самими. Придается, чтобы внести понимание и осмысленность в слушаемую речь или в читаемый текст. Более того, чтобы связать данную речь (текст) с обстоятельствами коммуникации, а также с последующими за ней ситуациями (ситуациями действия или мысли).

	рисунок 8

	© priss-laboratory, 2013 июль

На рисунке-8 значениям отведена его верхняя часть, а смыслу нижняя. Такое членение поля рисунка соответствует принятому в лингвистике и семиотике взаимоотношению парадигматической и синтагматической компонент слова и знака. Средняя часть рисунка отведена собственно коммуникации, точнее, коммуникационным событиям - процессам понимания-осмысления и их результатам.
Поле рисунка также разделено по вертикали. Соответственно, все три слоя дифференцируются. Слой значений разделяется на значения используемые в коммуникации и значения конструируемые в ходе и результате коммуникации.
Сам средний слой коммуникации разделяется на две части вследствие противопоставления значений, приписываемых одному и тому же событию, одной и той же вещи. Также данный слой дифференцируется вследствие столкновения смыслов, вызываемого разделением ролей и позиций коммуникантов. Членение нижнего слоя обусловлено принадлежностью участников музейных мероприятий к различным "лагерям" (идеологическим, социальным, корпоративным и пр.). Впрочем, разделение нижнего слоя может быть и сугубо потенциальным.
дальнейший материал готовится к размещению,
© В.Сааков, 24 июль 2013
(…)
Что главного, помимо множества самых различных событий, происходит в пространстве, заданном рисунком-8?

Несомненно, это такие события осмысления и понимания (средний слой рисунка), которые приводят к созданию новых значений об эпохе СССР, и к их включению в каналы трансляции.
Такого рода результаты являются совершенно неординарными событиями истории и культуры. В одном случае к ним ведет долговременная кропотливая работа по весьма широкому ряду направлений, объединяемых, как правило, идеями просвещения и воспитания нации. Значения здесь призваны укорениться в национальном языке и, тем самым, в массовом сознании. В другом случае к новым значениям ведут прорывы устоявшихся традиций или их разрушение вследствие социальных или культурных трансформаций (перестроек, революций, различной глубины модернизаций). Здесь требуется концентрация ресурсов на определенном направлении и высокая мобилизация агентов изменений. Новые значения вначале укореняются в "группах прорыва", противопоставляя их сознание "обыденному сознанию", а затем распространяются с занятого плацдарма в различные сферы слова и мысли.
Как это может интерпретироваться в масштабе музейного пространства и времени? Оставим сейчас в стороне тот случай, когда на введение новых значений требуется длительное (историческое) время (73), а рассмотрим музейное время и пространство как сугубо событийное, в масштабе отдельных мероприятий. Таковых у нас три типа: выставочные, экскурсионные и, собственно, коммуникативные. С какой стороны нас должны интересовать участники данных музейных мероприятий? Прежде всего как носители смысла об эпохе СССР, смысла того или иного.

Вернее сказать, той или иной глубины смысла, не касаясь пока его содержательного наполнения. Тогда смыслы следует расслоить:
- на смыслы, которые сопровождают нас в повседневности и которые тем самым окрашивают обыденную сторону нашей жизни и наших умонастроений,
- на смыслы, которыми мы прозреваем благодаря событиям той или иной исключительности, смыслы, которые вырывают нас из бессобытийности и безвременья, т.е. повседневности,
- на смыслы, озаряющие, просветляющие и подвигающие нас благодаря нашему ощущению и восприятию произошедшего действия или прошедшего времени как эпохальных, а также благодаря ныне вершащейся эпохальности.
Самих участников три категории: отдельные люди (индивиды), а также организации и учреждения(74). Каждая категория "хранит" и "несет" смысл на той или иной отмеченной глубине ощущения и восприятия произошедшего и происходящего.
Итак, интерпретация в музейном масштабе. Не нужно доказывать, что над различными смыслами по поводу СССР в целом, а также по поводу советского образования или науки в СССР, советской инженерии и техники или балета и литературы в СССР… довлеет и поныне печать определенного значения - все это было лучшим в мире, по крайней мере, ни чета нынешним. Есть и прямо противоположная печать.

Советское хозяйство, его системы управления, методы и механизмы планирования, обращение с человеческими и природными ресурсами… являлись крайне неэффективными, граничащими с преступными, а нередко составляли откровенные преступления. В задачу данного текста вовсе не входит усилие по смене оценки или введению нового значения. Его задачи не то что более скромны, нет, они лежат, напомню, в другой плоскости - в плоскости музейных технологий, строения и устроения музейного дела. Поэтому здесь следует показать саму "механику" трансляции и смены значений, "механику", центром которой служит музей.
Понятно, что музей живет своими типичными мероприятиями - выставками, экскурсиями, лекциями. И в нашем случае, с Музеем СССР, точно также, но все дело в содержании этих мероприятий, в нашем случае далеко выходящем за внешнюю, привычную форму мероприятий (форму выставочную, экскурсионную или лекционную). Это содержание мероприятий, а лучше сказать, их содержательная наполненность и составлена событиями понимания и осмысления. Такого рода события весьма примечательны и, следует подчеркнуть, нечасты и нерегулярны (как в жизни отдельного человека, так и организации с учреждением). Именно поэтому они и проходят здесь по категории события. Их разнообразие можно обобщить метафорой поворота ума(75).

Как это и зачем? Изменение, усложнение, развитие индивидуального или коллективного ума (или сознания) во многом обеспечиваются "прикреплением" к все более сложным (к языковыми и не только) транслируемым значениям (76) (не обязательно с "откреплением" от упрощенных). Это совершенно справедливо по отношению к отдельному человеку и даже к организации. Но чтобы изменилось "сознание" учреждения, требуется изменение, усложнение и развитие самих транслируемых значений (на рисунке-8 вертикальный пунктир символизирует смену значений). Это наиболее очевидно на примере такого учреждения как государство. При этом, как отмечалось выше, "обратной стороной" значений выступают смыслы. При консервации значений смыслы, которые наполняют жизненные ситуации, стираются, истончаются и уплощаются. И тогда, как говорится, вещи, образы и понятия теряют смысл, обессмысливаются. Также возможна такая трансформация значения, когда присущие было ему смыслы подменяются вплоть до противоположных (77).
Я привел лишь некоторые обстоятельства, характеризующие "жизнь" значений и смыслов применительно к музейной практике. Конечно, далеко не все, но и их достаточно, чтобы указать на специфику ситуаций, которые должны возникать в ходе мероприятий музея, если их организационная схема будет соответствовать среднему слою рисунка-8.

Как именно? Мероприятия музея, особенно коммуникативные, а среди них в первую очередь дискуссионные, должны ориентироваться на некоторую ролевую структуру. Самая простая структура может исходить из учета разных носителей (люди, организации, учреждения) разных смыслов (повседневных, событийных, эпохальных) тех или иных событий эпохи СССР или эпохи в целом.
© В.Сааков, 10 август 2013
(...)
Чтобы в ходе музейного мероприятия возникла "игра" смыслов, по отношению к которой только и следует здесь рассматривать трансляцию и создание значений, в нем должны "столкнуться" противоположные позиции ("лагеря") и позиции разного "веса" (калибра). Понятно, что редкий человек равномощен организации. Как правило, смыслы, им несомые и восходящие к определенным значениям, "уступят" смыслам, культивируемым организацией и, следовательно, человек "открепится" от прежних значений. При этом не факт, что он "прикрепится" к другим (для него новым). Значимое было для него событие может вовсе потерять былое значение. Возникнет вакуум значения. Но возможно, теперь коллективными усилиями в ходе данного мероприятия (или нескольких) будет построено новое значение, если существующее "не схватывало" всей полноты возникших смыслов.

И также возможно, что новое значение будет "подхвачено" за рамками и границами мероприятий и, в конце концов, окажется включенным в каналы трансляции. Также можно "столкнуть" организацию и учреждение. Это аналогично оппозиции человека и организации (78). Интереснее, хотя и сложнее, другая "игра" - не в авторитет и силу позиции, а в емкость значения и проницательность смысла.
В этой "игре" человек может оказаться сильнее организации, а организация сильнее учреждения. Тогда "открепляться" от привычных своих значений будет организация, раскрываясь значениям и смыслам, исповедуемым отдельным человеком. То же самое и в отношении учреждения и организации.
© В.Сааков, 06 сентября 2013
(…)

Здесь приведены самые элементарные схемы и ситуации, применительно к которым можно говорить о направленной работе со смыслами и значениями. А раздел при этом озаглавлен как "Коммуникативные площадки Истории, Культуры и Политики". Поэтому здесь можно также иметь в виду позиционный расклад музейных мероприятий, если их участниками окажутся История, Культура или Политика, персонифицированные в том или ином лице, организации или учреждении. Есть еще один вариант, если участниками музейных мероприятий окажутся инстанции, заинтересованные в трансляции и создании исторических, культурных или политических значений эпохи СССР. С моей точки зрения это был бы высший показатель работы Музея.
(…)

	(69) - Здесь можно повторить вслед за Петром Щедровицким: сегодня имеет место метафизическая контрреволюция. Когда она берет верх, то наступает странная ситуация со всеми практическими сторонами жизни. Вспомним здесь же мысль Гессе - когда наступает конец духовности, то перестает расти хлеб. Действительно, многие нивы уже не колосятся, и уже пройдено немало точек невозврата…
	(70) - Позволю себе рискованное соображение. Стране не хватает тонуса холодной войны, в свое время ее бодрящего и освежающего. Сегодня плацдармы боевых действий не только горячих, но и холодных войн все больше перемещаются в ментальную сферу. Тогда почему бы не создать специальный театр соответствующих "военных" действий? Музей СССР в виде необычной коммуникативной площадки мог бы стать ареной, на которой бы сталкивались и "наши" и "ваши" агенты истории, культуры и политики.
	(71) - Я в изложении данного и предыдущего разделов исхожу из идеи и принципов коммуникации, заложенных Московским методологическим кружком.
	(72) - Данный вид может приобретать как речь (текст) в целом, так и его отдельные фрагменты и слова.
	(73) - В таковой роли можно рассмотреть Музей изобразительного искусства им.Пушкина, которому в бытность И.Антоновой течении всего лишь полувека (!) удалось изменить отношение части населения советской страны к современному европейскому искусству. Из отечественной истории нам также известны механизмы радикальной "моментальной" смены значений, буквально с белого на черное - это "вынос за скобки" носителей неугодных значений (как правило, определенного, предшествующего поколения). Характерный советский пример - череда партийных, хозяйственных и социальных "чисток".
	(74) - На всякий случай отмечу: учреждения в отличие от организаций могут и даже должны рассматриваться безлюдно.
	(75) - Кстати, на этот счет - поворота ума (сознания), произведенного посещением музея - можно привести немало примеров, почерпнутых из добротной художественной литературы.
	(76) - Философско-лингвистический постулат: язык умнее нас. Педагогико-лингвистический постулат: не человек осваивает язык, а язык осваивает человека.
	(77) - Достаточно проследить эволюцию некоторых значений, некогда фундаментальных для советской эпохи: коммунизм, социализм, партия, демократия, самоуправление… И менее фундаментальных, но тем не менее, базовых для осмысленного действия и существования: образование, производство, план, проект…
	(78) - Возобладание организации над человеком, учреждения над организацией и т.п. в "мягком" (гуманном) случае следует относить на счет авторитета или дисциплины, в "жестком" случае - принуждения и даже насилия.

резюме

проблематика проектного замысла: исторический музей и картины мира

Без преувеличения, проблематичность исторического осмысления эпохи СССР, в том числе в формах ее музеефикации, представляет собой прецедент - исключительный по своей глубине и мировой в своем масштабе. Мало того, что в данном прецеденте мы имеем весьма и весьма необычный "экспонат", который если и укладывается в исторические схемы-скрижали, то только в виде неотвратимой череды Марксовых общественно-исторических формаций. И дело даже не в том, что мир изменился "после Маркса" в сторону усложнения, что с легкостью принимает здравое сознание, приученное к идее нарастающего прогресса. Дело в том, что изменилась сама суть мира. Изменения мира и в мире все меньше следуют естественным, как бы его "внутренним", закономерностям и все в большей мере являются результатами как бы "внешних" к нему искусственных - коллективных и индивидуальных - человеческих усилий. Чтобы такой мир стал более понятен нашему сознанию, и оно не уводило бы нас от сути мира, а приближало бы к ней, на место естественнонаучной (и в этом смысле "природной") картины мира должна стать искусственно-техническая (79).

Построение искусственно-технической картины мира составляет важнейший вклад Московского методологического кружка в развитие оснований мировоззрения человечества, в его теоретическую и практическую мысль. Истоки искусственно-технической картины мира, как оно водится, лежат в Древней Греции, прослеживаются в Средневековой Европе, особо выделяются благодаря немецким философам-идеалистам, развиваются Марксом, питают современную социологическую и социальную (что особо важно!) мысль. Укажу здесь на наиболее мне близких современных мыслителей - Г.П.Щедровицкий, Юрген Хабермас, Ален Турен, Питер Бергер, Томас Луман, Рэндалл Коллинз. При этом нужно подчеркнуть, искусственно-техническая картина Московского методологического кружка не отменяет научного взгляда на мир. Научная картина органично встроена в искусственно-техническую и сорганизована с ней, курируя те области мира, в которых "природа трудится" (пока) как бы за нас и без нас.

СССР по сути своей искусственно-техничен, а это значит: он есть эксперимент и проект, технический замысел и инженерная конструкция. И это значит, что попытки историка и музееведа закономерно вывести СССР из исторической "реальности" или поместить его на "законное" место в истории будут противоречить сути данного "исторического объекта".

Тем не менее, я уверен в возможности корректного осмысления советского феномена, и покоится эта уверенность на том, что подобное осмысление возможно и наиболее продуктивно в рамках и контексте искусственно-технической картины мира. Равным образом это относится как к рождению Советского Союза, так и к его гибели. И в этом смысле Дело Музея СССР по большому счету состоит в способствовании становлению искусственно-технической картины. И не только в философском ее значении, но и в широком мировоззренческом. С ее становлением мы лучше и полнее будем понимать современный мир, его вчера и его завтра. И может быть решающее историческое значение и смысл СССР как раз и составляют этот вклад в пытливое сознание и ищущий дух человечества. Поэтому данный текст следует рассматривать как попытку разработать исходный подобающий материал для концепций и проектов будущего музея - музея, знаменующего собой новое мировоззрение и новый взгляд на человеческую историю(80).
(...)

тематика становления исторического учреждения: музей в культурной традиции и современной городской культуре

Проблематичность исторического осмысления советского феномена усугубляется также привходящими обстоятельствами, казалось бы, никак не связанными именно с задачей музеефикации эпохи СССР, но весьма плотно завязанными на дисфункции естественнонаучной картины мира. Эти обстоятельства в следующем. К концу ХХ века основные институты хранения и трансляции культуры в виде учреждений для массового посетителя стали входить в полосу системного кризиса. Разумеется, речь прежде всего идет о музее и библиотеке (81). Здесь не место живописанию этого явления, да это и не входило в задачи данного текста. Его задачей состоит предложение эскиза гуманитарных, а в данном случае музейных, технологий, - эскиза, который принимал бы во внимание факт данного кризиса и ведущие к нему пути. Причем, эскизируемые музейные технологии необходимо было увязать с развитием города и технологиями развития городской среды. Здесь необходимо уточнить, что не любая и не всякая среда поселения (даже вполне крупного) должна рассматриваться именно городской средой, а только та, которая выступает материальным выражением специфического феномена - городской культуры(82).

Программа "Культурная столица", дважды коснувшись Ульяновска, в 2001 и 2012 годы, могла бы в обоих случаях стать прививкой ему городской культуры. Но не стала, т.к. из формата программирования и управления городским развитием (что необычно, трудно и хлопотно) была немедленно трансформирована в формат проведения мероприятий (что пусть и хлопотно, но привычно). Ульяновск уже неоднократно в новое время демонстрирует силу местной традиции и ее "победу" над привносимой культурой.
Для сравнения. К ситуации с программой "Культурная столица" и ее проектами в Перми можно относиться с различными оценками, но нельзя не признать эффектов программы и ее проектов. Пермь до программы и Пермь после - это разные городские культуры. В этом плане и перспективы ульяновского проекта Музея СССР с точки зрения реализации, скажем так, весьма двусмысленны.

В принципиальном виде необходимая увязка представлена рисунком-9. Состоит она в том, что механизмом порождения и развития городской среды-культуры служит поэтапная музеефикация городской территории.

Отталкивается музеефикация от существующих локальных исторических экспонатов - Ленинского Мемориала и приданных ему мемориальных строений, итогом музеефикации выступает город-как-исторический-экспонат.
Имеется немало примеров подобного подхода, реализуемого в исторических городах со статусом городов-музеев, но в данном случае этот прием доведен до логического, вернее технологического, предела, одновременно имея в виду и музейные технологии, и технологии городской среды. В таком предельном виде он составляет альтернативу кластерному подходу (83).
Кластерный подход при всех его плюсах имеет неустранимый существенный минус: глубокий контраст между собственно городским кластером и остальной частью города. Таковой минус вполне приемлем, если бы речь шла, например, о научном или производственном кластере, архитектурно-средовое качество которых не стоит на первом месте. В случае с музейным кластером это качество, безусловно, выступает на первый план (84).
© В.Сааков, 04 ноября 2013

	рисунок 9

	© priss-laboratory, 2013 октябрь

Возвести несколько десятков музейных построек, переоборудовать сотни помещений в существующих строениях под музейные нужды - это вполне возможно. "Чудо-объекты" пред-олимпийского Сочи возведены неквалифицированными в своей массе среднеазиатскими рабочими руками. Также никого особо не шокируют недозагруженные, а то и бездействующие пост-олимпийские объекты в различных столицах и не столичных городах мира. С этим как-то смирились или "приходится" мириться, ибо Олимпиада все же разовое мероприятие. Так что, строительство сооружений музейно-туристического кластера вполне возможно, здесь не нужны высокие профессионалы ни музейного, ни строительного профиля. А вот профессиональная эксплуатация созданной кластерной начинки представляется проблемой сложнейшей, нередко просто неразрешимой, поэтому перспектива безжизненного, мертвого музея вполне реальна (85).
Не нужно доказывать, что задуманный городской музейный комплекс, а за ним и сам город будут интересны миру не только экспонатами в музейных залах, но и не в последнюю очередь градостроительными, архитектурными и средовыми решениями - разноплановым выражением городской культуры.

Ленинские Горки, ленинские Шушенское и Разлив в этом смысле не музеи, они одним своим географическим положением исключены из городской культуры и потому ее не предполагают. Собирать же музейный комплекс из "горок", "шушенских" и "разливов"(86) - это изначально уходить от идеи музея как исторического учреждения и культурного предприятия. Роль замысленного учреждения и предприятия - знаменовать своими музейными технологиями и культурными проектами определенный шаг вперед, своего рода прорыв в современном музейном деле. Поэтому в данном случае, как ни в каком другом, строение и устроение музея должно соответствовать характеру экспоната (87), и этот характер должен со всей наглядностью и очевидностью проступать в технологическом, пространственном и средовом решениях музея.
Именно эта проблема, весьма непростая как в своей постановке (осмыслении), так и в своем решении, служила главной линией в разработке концептуальных средств, изложенных в тексте и аккумулированных рисунком-9 (88).

Идея поэтапной музеефикация городской среды, неуклонно превращающей провинциальный город в мировой город-экспонат исторической эпохи, позволяет весьма остроумно подойти к решению задач "качества городской среды" и "уровня культуры" горожан (89). А экономия некоторой части от многих десятков миллиардов, привычно предполагаемых для строительства, может быть направлена на разработку собственно музейных технологий. И при непустом внимании к "качеству среды" города и его "уровню культуры" далее может обеспечить "выпуск" данными технологическими линиями серийной продукции "двойного назначения", идущей на развитие городской среды и городской культуры (90).
(...)
© В.Сааков, 09 декабря 2013
(дальнейший материал готовится к размещению)

аналитика развертывания культурного предприятия: организационно-информационные технологии versus административно-строительные

(материал готовится к размещению)

	(79) - См.здесь материалы Всесоюзной научно-практической конференции "Методология инженерной деятельности", 12-15 июня 1989г.: Зинченко А.П. "Искусственно-техническая картина мира" - http://priss-laboratory.net.ru/library/library_zintchenko.htm#2.
	(80) - Именно этим обусловлен студийный режим работы Музея - новым, а здесь значит целостным взглядом на мир и его историю. Методически это может обеспечиваться особым отображением каждой значимой исторической эпохи, каждой значимой для человечества культурной ситуации, выдающегося мирового события на эпохе СССР. И обратным отображением эпохи СССР на общечеловеческой истории, ее важнейших событиях и периодах. Организационно и технически подобное взаимоотображение наиболее полно достижимо на коммуникативных площадках Музея.
	(81) - Некоторые соображения о месте библиотеки в современном мире мной высказаны в статье "Pro et contra magnum silentum. Семиотические и эпистемологические основания библиотечного дела" // сб. Культура и культуротехника в контексте образования. - Тольятти: МАБиБД, 1995 (http://priss-laboratory.net.ru/T.E.X.T.S.-/library.htm). В менее пространном виде соображения изложены в "Знание: хранение и доступ". - Техническое задание на исследование и разработку, Ульяновск, Областная научная библиотека, 1994 (http://priss-laboratory.net.ru/T.E.X.T.S.-/library-ulyanovsk_1994.htm).
	(82) - В этом значении городской культуры и городской среды Ульяновск как потенциальное место для Музея СССР может считаться городом весьма в условном смысле (см. здесь о нормальном городе в Примечании "Соцгород как исчерпывающий экспонат эпохи СССР"). Хотя в административном значении он может называться как угодно, в том числе городом (что несомненно дезориентирует жителя европейского города). Одним из важнейших материальных выражений городской культуры служит городская технологическая платформа. Ее наличие и ее устройство определяют, что возможно для города, а что недостижимо. Так что можно сказать об ульяновских превратностях программы "Культурная столица" и следующим образом: ее реализации и не могло быть в силу отсутствия требующейся городской технологической платформы (см. здесь проектную разработку PRISS-laboratory "Контуры технологической платформы проектов, моделирующих пространственное развитие территории и деятельности - http://priss-laboratory.net.ru/T.E.X.T.S.-/cult-capit_design-prezent_part-1pdf.pdf).
	(83) - Уже первое профессиональное касательство к идее музея (А.Никишин, смотри здесь соответствующий фрагмент сноски №1), сформулированной до того в недрах областной администрации и административно же продвигаемой, обозначило единственно возможный подход в проектах такого рода - кластерный. Пусть "кластеризация" в большей части российских регионов воспринята как очередная государственно-административная кампания по приклеиванию соответствующего ярлыка ко всему и вся. Пусть даже не в каждое добросовестное профессиональное сознание целиком и полностью укладывается это понятие из европейской практики пространственного развития. Но и вполне поверхностного смысла - концентрации деятельностей на компактном участке территории - достаточно, чтобы взамен привычных и, главное, анахроничных подходов подвигнуться к современным. Тем не менее, архитектурные проекты музея выполнены в духе 60-70-х годов прошлого века. Т.е., полностью игнорируют реалии нынешнего времени и современный профессиональный инструментарий. Я, написав данный текст, имею основания для такой резкой оценки проекта, произведенному ульяновскими архитекторами. Но так (или почти так) он был оценен и Советом главных архитекторов российских городов в июне 2013г. (разумеется, официальная версия оценки весьма высока - http://build.ulgov.ru/news/2155). Чего нет главного в ульяновских архитектурных проектах музея? Нет даже намека на концентрацию деятельностей, которая в свою очередь порождала бы деятельности, сопричастные кластеру. Последние множились бы в геометрической прогрессии. Вот оно благо для действительного развития города! Но что не укладывается в голову? Можно простить отдельных ульяновцев за их "генетический провинциализм" мышления, но как понять представителей Высшей школы экономики, подрядившихся на экономическую проработку такой анахроничной и нетехнологичной идеи музея? Они ушли не намного дальше ульяновцев.
	(84) - Очевидно, Ульяновск даже с учетом крупной федеральной поддержки не обретет в обозримой перспективе среды более-менее равномерно распределенного качества и не достигнет приемлемого уровня городской культуры (в случае же с культурой федеральная поддержка здесь может оказаться просто бессильной, о чем свидетельствует ульяновская судьба программы "Культурная столица").
	(85) - Но чтобы благодаря этому безрадостному фону не создавалось ложного впечатления о негодности кластерного подхода, следует лишний раз напомнить о сегодняшней роли т.н. "кластера" - она прозаически финансовая, а собственно организационная роль зачастую неподъемна. Бесчисленные проекты, именуемые "кластерными", - это нынешнее непременное условие для получения регионом федеральных денег (как в свое время нашумевшая, и в свое же время затихшая кампания с технопарками, а до того с особыми экономическими зонами).
	(86) - А именно подобный агломерат можно обнаружить в продвигаемом ныне архитектурно-градостроительном проекте музея. Не нужно быть экспертом, чтобы понимать, что так не собрать музейного комплекса, вписанного в городскую среду. Притом, что по большому счету в проекте должен бы быть прорисован музейно-городской организм.
	(87) - Продвигаемый проект музея СССР, как это следует из распространяемых в СМИ материалов, по большому счету и без преувеличения нацелен всецело на китайского туриста и его "Красный маршрут". Это со всей очевидностью свидетельствует об историческом и культурном горизонтах организаторов и проектировщиков. Каковы горизонты, какова картина мира, таковы и логистические решения, диктующие геокультурное задание проекту. Сегодня "политический ветер" России дует на восток, овевая культурную среду страны отголосками идей Евразийства. Евразия - пусть и не Европа, но и не Азия. Почему же устроение музея СССР должно быть подчинено китайскому туристу? Если только из соображений доходной части бухгалтерии будущего музея и бюджета города, то налицо явный просчет. Только слепой не видит, что деньги не текут из Поднебесной, а только и только в нее (здесь также важно помнить бы, что КНР первой из соцлагеря обвинила СССР в предательстве идей социализма и международного рабочего движения; добавим сюда вооруженный конфликт КНР-СССР на дальневосточной границе и агрессию КНР против Вьетнама; так что не стоило бы идеализировать интерес и любовь Китая к "старшему брату" и "северному соседу", как и вообще, добавлю от себя, ставшее притчей во языцех восточное двуличие и лицемерие). В историческом горизонте данного текста СССР - это не столько то, что было в судьбе отдельных народов, сколько то, что предстоит всему человечеству, а именно опыт создания масштабных социально-экономических и социально-политических систем. Поэтому основными интересантами музея следовало бы видеть Европейский и Таможенный союзы. Поэтому логистически музей СССР следовало бы видеть на процессах глобализации, а не только на путях "Красного маршрута".
	(88) - Конечно, разрабатывая проектировочные и организационные средства, не иметь в виду Ульяновск, а подразумевать некоторый абстрактный город, было бы неверно. Тем не менее, обозначенная проблема является трудноразрешимой не только для Ульяновска. Не боясь слишком ошибиться, можно утверждать, что она стоит и перед любым богатым финансами и традициями европейским городом.
	(89) - Например, явные минусы советского города, в котором мы продолжаем жить и в котором же развертывается музей (а это - невзрачность городской среды, центральное расположение промышленности, микрорайоны-гетто, отсутствие общественных пространств и многое другое) при некоторой смелости организаторов могут быть превращены в артефакты исторической эпохи. Соответственно, известные достоинства соцгорода (обязательность культурных учреждений, установка на равномерное распределение городских благ, чрезвычайно низкая стоимость жизни и многое другое) сами собой напрашиваются в экспонаты и экспозиции музея. Разумеется, подобный подход потребует в сравнении с дорогостоящими строительными мероприятиями по "ремонту" и переоборудованию города и его среды ничтожных финансовых средств (правда, при "сверхнормативных" интеллектуальных и душевных затратах).
	(90) - Разумеется, наличная городская среда должна быть приведена к отдельным важнейшим стандартам, например, к стандарту безопасности, а горожане к некоторому "нормативному уровню" культуры, как это делается, например, в Сочи в связи с предстоящими Олимпийскими играми.

примечания

К понятию культуры

Г.П.Щедровицкий
Воспроизводство и трансляция культуры
источник: Педагогика и логика. - Касталь, М.: 1993, с.32
см.также: http://priss-laboratory.net.ru/library/library_GP.htm#6

формат Word

В социальной системе, взятой как целое, основным процессом, определяющим характер всех ее структур, является воспроизводство. В него входят все другие социальные процессы, в том числе обучение и воспитание. Поэтому естественно начать анализ поставленной нами проблемы с анализа и изображения процессов воспроизводства и в их контексте определять место обучения и воспитания, их функции, строение и механизмы.
В самом простом и абстрактном виде один "акт" или "цикл" воспроизводства можно представить в структуре, изображенной на схеме-1. Это та "единица", в рамках которой мы дальше будем все время оставаться. Блоки Si Sj в ней изображают социальные структуры, являющиеся, соответственно, исходными и конечными в цикле воспроизводства; мы будем называть их состояниями. Для того, чтобы вторая структура действительно воспроизводила первую - а мы предполагаем, что это необходимо для нормального функционирования социума в целом, - между ними должны существовать определенные связи (их изображает ломаная стрелка) и должны быть определенные средства, которые эти связи реализуют.

Дальнейшая задача в линии развертывания предмета анализа будет заключаться, очевидно, в том, чтобы определить, во-первых, те элементы и компоненты состояний социальных структур, которые должны воспроизводиться, и, во-вторых, механизмы, обеспечивающие их воспроизводство. Теоретическое решение первой проблемы предполагает детализированное описание и классификацию всевозможных составляющих исходного состояния социальной структуры.
Для упрощения, вполне допустимого при методологическом анализе, предположим, что в него входят: орудия и предметы труда, условия и предметы потребления, сами Люди, отношения между ними и организационные формы их деятельности. Механизмы воспроизводства будут рассматриваться уже в зависимости от строения социальных структур, заданных в исходных состояниях.
Исходная и простейшая форма среди многих разнообразных механизмов воспроизводства - это простое "перетекание" или простая "передача" функциональных элементов социальной структуры из одного, разрушающегося состояния в другое, складывающееся.

Так могут переходить из одного состояния в другое орудия, предметы и продукты труда, так могут переходить отдельные люди и некоторые организации людей. Подобная вещественная передача элементов от одного состояния к другому, по существу, не требует восстановления (или воспроизводства) в точном смысле слова, но является необходимым составляющим процессом в нем; мы называем ее трансляцией элементов социума (см. [61,20]).
Более сложным механизм воспроизводства становится в тех случаях, когда элементы первого, разрушившегося состояния не переходят сами непосредственно во второе состояние, не становятся его элементами, а служат как бы образцами, или эталонами, для воссоздания других, точно таких же образований, входящих во второе состояние социальной структуры (схема-2).

схема 1

PRISS-laboratory/ Виталий СААКОВ/ Образовательные проекты/ дипломное проектирование 2012: регистры городской среды/ ревалоризация ранее градообразующих учреждений, предприятий и проектов: Ленинский мемориальный комплекс в музее СССР/ ментальная платформа и культурные модели Музея СССР и его дела/ Воспроизводство и трансляция культуры

схема 2

схема 3

схема 4

Образцы, или эталоны, имеют совершенно особую функцию в социуме: они должны как-то запечатлеть в себе то, что содержится в первом состоянии, чтобы затем по ним можно было "отпечатать" то, что пойдет во второе состояние. Следовательно, сами образцы, или эталоны, "живут" уже вне этих состояний; они движутся как бы параллельно им, постоянно обеспечивая восстановление социальных структур (схема-3). Так мы приходим к необходимости выделить внутри социума два разных слоя, - собственно производства и культуры; последняя, грубо говоря, - это совокупность тех средств, которые обеспечивают восстановление производственных (или каких-либо иных) структур. (Заметим сразу же, что выделение этих образований, заданное таким образом, справедливо лишь для данного уровня абстракции, а при дальнейшем усложнении модели требует уточнений).
При таком механизме восстановления состояний мы получаем воспроизводство в точном смысле этого слова. Но непременным условием его является деятельность: образцы, или эталоны, смогут выполнить свою функцию только в том случае, если рядом будет человек, который может создать по эталонам новые образования, входящие в производственные структуры (схема-4). Значит, подобный процесс трансляции имеет смысл лишь в том случае, если параллельно ему непрерывно передается деятельность.

Деятельность, как мы уже говорили, занимает совершенно особое положение в системе социума. Именно она является тем фактором, который превращает все его элементы (и вещи и отношения) в одну или несколько целостных структур. Вне деятельности нет ни средств производства, ни знаков, ни предметов искусства; вне деятельности нет самих людей. Точно так же и в процессе воспроизводства социума именно деятельность занимает основное место - и как то, что воспроизводится, и как то, что обеспечивает воспроизводство.
Самая простейшая форма трансляции деятельности - это переход из одной производственной структуры в другую самих людей - носителей деятельности. Здесь не возникает никаких особых затруднений и проблем, так как нет воспроизводства самой деятельности; сложные ситуации возникают только тогда, когда ставится задача действительного воспроизводства ее.
Как и при трансляции других элементов социума, простейшим случаем здесь будет тот, когда определенные деятельности выталкиваются в слой культуры и служат в качестве образцов для осуществления такой же деятельности в производственных структурах.
Реальный механизм этого - приобретение некоторыми людьми особой функции, позволяющей им формировать привычки, поступки, деятельность других людей.

Знаменитый дуэлянт и игрок, крупный политический деятель, кинозвезда часто являются семиотическими, культурными образованиями социума по преимуществу, поскольку служат образцом для подражания ("волосы, как у Брижжит Бардо", "свитер, как у Жана Маре"). Деятельность образцового рабочего, известного новатора и т. п. неизбежно приобретает особую "культурную" функцию, поскольку она становится образцом для подражания. В определенных условиях эти люди перестают работать в собственно производственной сфере, их деятельность становится только образцом и вместе с тем чисто культурным образованием. Так, в частности, происходит с рабочими-мастерами, обучающими в школах и училищах. Педагог вообще по многим параметрам совершенно независимо от его воли и желания выступает как элемент культуры; но с точки зрения сознательно формулируемых требований одна из важных его педагогических функций - быть живым носителем определенных деятельностей и разворачивать их в качестве образцов для подражания при передаче другим людям (схема-5).

схема 5

схема 6

Но подобное выражение образцов деятельности в живых людях, олицетворение их - лишь один из видов фиксации деятельности в процессе трансляции. Другим средством фиксации и передачи деятельности служат любые ее продукты (как вещественные, так и знаковые), они сохраняют и переносят свойства и строение деятельности.
Особый вид трансляции образует передача тех знаковых образований, которые использовались при построении деятельности в качестве средств или орудий (схема-6: П - любые продукты данной деятельности, ЗС - ее знаковые средства, ВС - вещественные средства).

На первых этапах вещественные и знаковые средства деятельности передаются в тех сочетаниях и связях, в каких они были употреблены при решении задач (см. (38J). Так, по-видимому, возникают тексты, представленные сейчас в собственно научной литературе.

Но в каком бы виде ни передавалась деятельность - в виде ли живых образцов, или в виде предметов-продуктов знаковых средств, - вопроизведение ее другими людьми в новых состояниях социальной системы возможно только в том случае, если эти люди умеют это делать, т. е. если они умеют копировать деятельность других людей или восстанавливать деятельность по ее продуктам и примененным в ней знаковым средствам. Если же такой способности нет, то в процессе воспроизводства, несмотря на трансляцию деятельности, возникает разрыв.
Именно как средство преодоления этого разрыва исторически сложилась и развилась сфера обучения.
(…)

Наиболее сжато и строго (в онтологической форме) представление о культуре может быть задано только как схема. Схематизацией культуры задается предельное представление о мире - его высший порядок.

И, тем самым, производится пересистематизация или же создается новая систематика мира, в отличие от предшествующих систематик, осуществленных, например, в символическом подходе к культуре З.Фрейдом, К.Юнгом, К.Леви-Строссом, Ю.Лотманом и др. (см.здесь [В.А.Никитин]).

На схеме изображено представление о культуре (см.здесь: "Естественное" и "искусственное" в семиотических системах // Щедровицкий Г.П. Избранные труды. - М.: Школа Культурной Политики, 1995. - 760 с.):
- представление о каналах трансляции норм и регулятивов (правый фрагмент рисунка);

схема воспроизводства деятельности через трансляцию культуры

PRISS-laboratory/ Виталий СААКОВ/ Системомыследеятельностная схематизация/ Музей схем Московского методологического кружка/ (15) Схема воспроизводства деятельности через трансляцию культуры без прожектирования

- представление о социальном воспроизводстве (левый фрагмент);
- представление о переорганизации каналов, норм и регулятивов в ответ на несоответствие новым социальным ситуациям;

- представление о формировании новых норм за счет разрешения социокультурного рассогласования; представление о социокультурном рассогласовании как необходимости в новых каналах трансляции и в новых регулятивах.

Последнее для нас является особенно важным, т.к. имеет непосредственное отношение к культурному противоречию (о социокультурном рассогласовании в другом месте), и схема содержит область технической работы с процессами нормопорождения и трансляции норм.
(…)

в.сааков
о ситуации в проектировании

Пунктирно проблематика проектирования для данного случая может быть очерчена следующим образом.
Проектные разработки
Сегодня повсеместно декларируется приоритет средового проектирования и качества городской среды перед всеми иными проектными подходами и характеристиками города. Но в отличие от повсеместного декларирования средовое проектирование и работа со средой города для своего обнаружения требуют, что называется, всероссийского розыска. И это не потому, что они саботируются, а потому что (а) дает о себе знать традиционный профессионализм и (б) это на порядок сложнее работы со "штучными" объектами.
Представляется очевидным, что любой и всякий проектный замысел городской среды упирается именно в ее качество. В противном случае обесценивается сам замысел, а предстоящие проектные интервенции (как фактические происшествия) и инициации (как символические события) заведомо будут прямыми и косвенными причинами дегуманизации и деструкции городской среды (здесь любопытны на этот счет недавние пермские примеры городских экспозиций). В этой ситуации проектировщик вынужден заранее проиграть немалое количество следствий "столкновения" проектного замысла с наличной городской средой (равно - городской культурой). И, разумеется, с целью предвосхитить последствия, позитивные с точки зрения преумножения средовых качеств.

Что это значит? Весь совокупный массив смыслов о городской среде должен быть структурирован таким образом, чтобы служить сущностной картиной любых (!) "эмпирических" явлений среды и ее необходимых (!) "теоретических" проявлений.
Понятно, что одной профессиональной позиции, сколь бы мощной она ни была, для этого недостаточно. А институты, позволившие бы складываться необходимым рабочим диспозициям, находятся в зародышевом состоянии, т.е. сами нуждаются в неотложной помощи и поддержке. Финансовый механизм, к которому апеллируют многажды и чаще других - один из многих институтов, но именно он возведен прямо-таки в культ. Объяснение прозрачно: проектная импотенция должна найти себе приличное объяснение. Таким образом, слегка утрируя, можно также сказать, что проблема здесь "зарыта" не столько в исполнителях (разработчиках), сколько в заказчиках: заказ на средовое проектирование есть сам по себе организационная проблема. Ведь в большинстве своем заказчиком на средовое проектирование выступает территориальная администрация разного уровня. И в большинстве же своем подготовленные для нее проекты остаются "картинками". Причина состоит в неразвитости институтов и механизмов реализации подобных проектов, предполагающей явно противоположное банальному "стройзаказчику".

Организационные задачи
Таковые сегодня принято формулировать (а) в кластерной идеологии, (б) в терминах "жестких" и "мягких" инфраструктур и (в) с учетом наличных и отсутствующих институтов. Здесь более сложная ситуация, чем в пункте "проектные разработки". Дело в том, что средовая аксиология прописалась в отечественном цехе профессиональных разработчиков в 60 - 70-е годы прошлого века. Таким образом, его полувековая укорененность в профессиональном сознании время от времени, в том или ином месте дает какой-никакой продуктивный выход. Этого не скажешь про кластеры, инфраструктуры и институты. Об укорененности "новых" организаторских ценностей здесь говорить пока слишком рано, речь может идти преимущественно об осваиваемой риторике и складывании "новых" правил коммуникации. Но вот прессинг данной риторики весьма велик, т.к. исходит в подавляющем большинстве случаев от территориальных администраторов. Он давит на профессиональных организаторов (из стратегического менеджмента, территориального девелопмента и маркетинга, городских планировщиков и технологов). А раз давит, то мешает профессионально решать определенные задачи определенными же методами.
Как это реально происходит, может быть иллюстрировано международным проектом "Культурная столица" в его ульяновской версии. Поскольку в названии проекта присутствует слово "культурный", тянущее за собой слишком длинный шлейф советских ассоциаций, то этот шлейф необходимо укоротить.

С подачи нещепетильных консультантов выдумывается, что "культура - это креатив". И действительно, безгранично мощное понятие культуры, обрубается нашими администраторами до ублюдочного смысла "креативная индустрия". Да и бог с ней с "креативной индустрией" (на месте городской культуры), если бы все на этом и закончилось. Так нет, мало "креативных индустрий", подавай "креативный кластер". Отгадаете почему? Да потому, что (цитирую консультантов) "кластер - это классно!". Вот и весь профессионализм, и этого голого короля профессионализма изо всех сил пытаются приодеть массой книжных определений (смотрите "раздаточные материалы" соответствующих круглых столов).
Управление проектами
Таковое становится настоятельным, когда цена и ценность проектов как именно нематериальных активов начинают перевешивать цену и ценность активов материальных. Условий тому несколько. Самое далекое от нас - это экономика знаний, поэтому данное условие оставим в стороне. Самое близкое - угрозы, исходящие от специфического дефицита, знаменателем которого выступает "утрата символического".

В наши дни только невменяемый управленец не видит, что символический дефицит, а то и вакуум - девальвация ценностей, отсутствие идей, невнятность целей, фиктивность задач… - есть первый звонок по экономическому и политическому банкротству, не говоря уже о социальной катастрофе. Относится это к объектам управления любого ранга: и к небольшой фирме, и к большой территории.
Проект "Музей СССР" - пакет, комплекс и система самых различных проектов, имеющих прямое отношение к конструированию первейшего и дефицитнейшего ресурса для региона, его населения и хозяйства. А как настоятельно следует из слов первого лица региона, ресурс этот - региональная идентичность (подразумевая далее "по нисходящей": идентичность для районов, поселений, хозяйственных укладов, групп населения, производственных коллективов, отдельных граждан). Что и как здесь должно подлежать управленческому учету? Рекомендаций на этот счет не то что много, но и не мало. И в их числе бесспорно одно - принятые ныне формы учета, сводящиеся к росту численных индикаторов и показателей, в этом деле явно недостаточны и дисфункциональны.

Экономические и статистические плюсы-минусы в этом деле являются только и только следствиями отсутствия-наличия символического капитала и его динамики - человеческого духа, двигающего хозяйственную и любую другую созидательную деятельность. Бухгалтерия этого капитала: (а) осознание и понимание вставших и надвигающихся проблем (б) прокладка направлений и путей их решения. Под (а) никоим образом не подразумевается привычное для администраторов перечисление трудностей. О трудности мы просто спотыкаемся, и поэтому их учет как бы передоверен нашим ногам. А постановка проблемы - весьма сложная интеллектуальная работа. Под (б) никак не значится привычное нам руководство, а только непривычная деятельность управления, в данном случае - проектами.
Замечу, что еще недавнее историческое соревнование "двух систем" полностью определялось методами и технологиями управления проектами. Как это делалось - вполне заслуживает отражения в экспозициях Музея СССР.

в.сааков
городской интерьер экспозиций музея

Городской интерьер - это не есть привычный нам термин сродни убранству квартиры, а есть первое качество городской среды, т.к. репрезентирует среду со стороны ее жизнепригодности и обустроенности. И не менее важно: "единицы" городского интерьера выступают слагаемыми среды городского центра, исключая из него "продуваемые" безлюдные пространства. Достигается данный результат дифференцирующей ролью городского интерьера в отношении среды общественных пространств городской среды. Речь лишь в последнюю очередь идет о физическом расчленении общественного пространства, а в первую - о внесении в него определенного разнообразия и, соответственно, минимально достаточной сложности. Эти сложность и разнородность вполне и непосредственно связаны с образами городской жизни и схемами городского поведения. И в интенции явно и подспудно они взаимоопределяют и дополняют друг друга.

Здесь следует лишний раз подчеркнуть, что атрибуты "внешнее" и "внутреннее" не являются предзаданным устройством общественного пространства. Это также относится и к характеристике поведенческих схем и образов жизни. И то, и другое есть по большому счету результат дифференцирующей функции городского интерьера.
Необходимо также отметить, что городская среда-в-целом всегда разнородна по своему определению - она помимо всех прочих пространств содержит пространство общественное. Но даже если в городской среде иметь в виду пространства не общественные, а любые прочие, то и в этом случае сохраняется данный принцип разнородности - вплоть до мельчайших локусов и фрагментов среды. Например, в конечном счете не поддаются интеграции в некое "единое" пространство места более-менее приватные. Они так или иначе выделяют себя "хотя бы" символически (семантически). И это не смотря ни на какие усилия инициаторов. А об интеграции публичных мест в приватные речи вообще идти не может. С реальной городской средой этого не может быть в принципе. Более того, это даже невозможно с городской средой мыслимой, ибо мыслилась бы уже среда не городская.

Однородным (но не однообразным) в городской среде может быть только и только общественное пространство. Причем его однородность никоим образом не должна основываться на оценках вроде преобладающей публичности или приватности. Речь здесь должна идти исключительно о буквальной или относительной бедности и неразвитости поведенческих схем отдельных горожан, их сообществ и их образов жизни (приватной или публичной).
Следует также отметить, что дифференциация общественного пространства, обеспечиваемая ролью городского интерьера, может быть высокой и низкой, нарочитой и подразумеваемой... А в технологическом аспекте также функциональной, климатической и тому подобной. Соответственно, сорганизация внутреннего и внешнего пространств, достигаемая за счет и "в рамках" городского интерьера, может быть явной (очевидной и регламентируемой) и смысловой (чувствуемой и самонаходимой), непосредственной (физической) и опосредованной (визуальной, акустической) и пр. А в технологическом аспекте служить коммуникационной связью, особой функциональной зоной и тому подобным.

в.сааков
соцгород как исчерпывающий экспонат эпохи ссср

Понятие "соцгород" (социалистический город) введено в теорию урбанистики, в экономгеографию, в географию городов и еще в ряд теоретических и управленческих дисциплин с тем, чтобы отличить феномен советского города от города (западно)европейского типа. Необходимость выделения соцгорода в особый тип городского поселения обусловлена целым рядом соображений. Отмечу самые главные. При всей внешней схожести этих двух типов городов, при полном, казалось бы, совпадении их элементов суть и сущность данных типов совершенно различны. Это обнаруживает анализ систем управления и хозяйствования. Нормальный (напомню, в аналитическом, а не в оценочном смысле) город, т.е. не восточный и не советский, в качестве нормы предполагает, во-первых, определенную форму самоуправления и, во-вторых, определенное же стратовое устройство.
Первое - самоуправление - ни в коей мере не может быть декларацией независимости и декорацией ритуала самовластия (что вполне и без ущерба допустимо для жизни соцгорода), а неизбежной и непростой реальностью. И действительно, богатство и нищета города европейского типа в принципе не может быть результатом межбюджетных отношений и перераспределения финансовых потоков в государстве или его территориальной части. Это не есть также "свалившиеся счастье" в виде подарка природы или истории - неисчерпаемых недр, родины великих людей и тому подобного. Не факт, что если бы под Ульяновском находилась золотоносная жила, то он был бы процветающим городом.

Вот иллюстрация в подтверждение. Планирование - одна из простейших составляющих комплекса управления, сводящая два каких-либо конца (время и место, задачи и средства, звание и возраст…). Вертикальная планировка в практике работы с поверхностью территории - соответственно одна из простейших составляющих в комплексе управления процессами, протекающими в городе. Один из таких простейших процессов - сток дождевой воды. Но для Ульяновска планирование и организация данного стока есть неразрешимая задача. Все жители тому очевидцы. Это в природном контексте. Теперь в историческом. Когда Ульяновск не самоуправлялся, т.е. до перестройки, факт родины Ленина был благом, город богател и рос как на дрожжах. Обретение же самоуправления превратило этот же факт в городскую проблему.
В этой связи необходимо указать на важнейшую объяснительную "деталь". Безусловно, что управление и самоуправление требуют весьма высокой культуры (так где ж, осознав нехватку, ее взять и прикупить?). Но и этого, как говорится, мало. Система управления как организм и механизм требует для своего становления весьма длительного исторического времени. Европейскому городу потребовалось не одно столетие. Она не появляется в результате "большевистской атаки". Хотя и таковая необходима. Вот вам и исторический сюжет для экспозиции в Музее СССР.
Второе - стратовое устройство - обусловливает как хозяйствование в целом, так и по отдельным направлениям городской активности.

Здесь без ущерба для сути дела можно сказать, что стратовое устройство нормального города и есть градообразующий, в советском смысле, фактор. Т.е., всецело определяющий процветать городу или хиреть, чем заниматься и как. Не структура промышленности, как для советского соцгорода, а структура населения характеризует объем и динамику хозяйственной деятельности. Территориальные общины (community), церковные округа и приходы, профессиональные цехи и сообщества, политические объединения, социальные движения… - все это есть в самом строгом смысле субъекты хозяйственной деятельности. Сравним с собой: у нас ныне таковых в городе всего лишь два - государство и бизнес (внутренние расчленения того и другого не существенны). Да и второй субъект хозяйствования - вовсе не городской субъект, а сугубо экономический.
"Портрет" нормального города, выходящий у меня выигрышным в сравнение с соцгородом, может быть объяснен исходя из различия их миссий. Соцгород задумывается и строится в обеспечение мобилизационных проектов государственного строительства, прежде всего - индустриализации. Постольку индустриальная промышленность и определяет далее буквально все стороны жизни города и горожан. Обстоятельства же появления "на свет" нормального города, как правило, историчны - не одно, не два, а много больше. Экстремальные градостроительные решения, заложенные было в соцгород, остаются таковыми и впредь.

И когда индустриальная миссия соцгорода выполнена или сходит с повестки, недовольное внимание к "качеству жизни" (к среде) в таком городе приобретает порой гипертрофированные формы (впрочем, как и к "качеству жизни" в стране и государстве в целом).

ссылки

В этом разделе размещены материалы, по возможности полно раскрывающие используемые в тексте представления, понятия и термины. Полнее, чем в разделе "Сноски". И хотя сноски являются в тексте адресными, т.е. целевыми, они расположены после данного раздела.

Аргументом для такого расположения ссылок служит то, что ссылки не имеют в тексте одного или немногих "отправителей" подобно сноскам. Материал ссылок - он сквозной для текста, а точнее как бы растворен, размазан в разной мере по всему тексту. Хотя в случае вполне локальной привязки это отражено в самом тексте.

В этом смысле он может рассматриваться наподобие понятийного или предметного указателя, которым снабжаются академические издания. Этот текст весьма далек от академичности, но именно поэтому он нуждается в такого рода указателе.

Г.П.Щедровицкий
Об истории СССР и истории в целом
источник: © http://priss-laboratory.net.ru/T.E.X.T.S.-/epistem_1991_1-1_gp.htm#xxx

ЗАВЕРШИНСКИЙ - Есть вопрос!
ЩЕДРОВИЦКИЙ Г.П. - Прошу Вас, коллега.
ЗАВЕРШИНСКИЙ - Когда Вы говорите о советской бюрократии, Вы имеете в виду советы, нашу страну или партию?
ЩЕДРОВИЦКИЙ Г.П. - Хороший вопрос, коллега. Вы знаете, если совсем откровенно, то Ваш вопрос будет очень трудным для меня, поскольку я, как и весь советский народ устал от всего этого. При этом как философ я требую от себя объективности. И поэтому я вроде бы понимаю, что история таких народов и таких стран как Россия не происходит случайным образом. Поэтому я думаю, что все, что было в нашей истории, объективно и необходимо. Больше того, у меня лично есть подозрение, что иначе бы вообще ничего не получилось. И я вообще-то чужд того, чтобы навешивать на кого-то вину за что-то. Хотя с другой стороны я понимаю, что нынешние отношения советского народа к коммунистической партии - а оно является повсеместно негативным - является основательным. Я понимаю, что октябрьский переворот был огромным событием не только в жизни нашей страны, но и всего мира. Это первое.
Второе. Лично я отношусь ко всему тому, что происходило в последующие годы с целым рядом, как бы это сказать поточнее... Мне это очень не нравится. Поскольку я полагаю, что большевики использовали власть, которую они захватили, не лучшим образом.

Я имею в виду репрессии, которые начались с 20-х годов и продолжаются до сего дня. Я полагаю, что это не было обусловлено необходимостью. Хотя с другой стороны я большевиков понимаю - они захватили власть в огромной стране и должны были установить порядок. Порядок огнем и мечем, как говорят поляки. Они это сделали. Поэтому я всегда говорю это своим ученикам с оттенком назидательности: - "Большевики - это не хухры-мухры". Я полагаю, что это была к 17 году самая интеллектуальная группа российского народа, очень организованная, дисциплинированная и невероятно сильная. Поэтому я в образном выражении всегда снимаю шляпу и понимаю, что они сделали то, что никакая другая организация в стране в то время и в дальнейшем сделать не могла.
Но с другой стороны я полагаю, что сама форма, в которой они все это организовали - недемократическая в сути своей, не учитывающая настроений людей - была неэффективной. Может быть спасительной, эффективной в специальных целях, но неэффективной для развития такого комплекса народов, какой представляла собой тогдашняя Россия, и был потом Советский Союз. При этом я понимаю, поскольку я ведь кончил философский факультет, а, следовательно, все эти годы учил произведения Маркса, Ленина и Сталина наизусть, у нас других не пропускают… Если я хотел получить высшее образование, я должен был знать это все назубок. Я все это знаю.

И я обычно говорю: - "Уважаемые коллеги, я - плоть от плоти, кровь от крови той самой командно-бюрократической системы, которую теперь на всех перекрестках ругают". Как демократ и интеллигент, я понимаю, что эта ругань мотивирована и оправдана, и во многом даже точна. Но мне бы хотелось... Знаете, интеллигент - он ведь всегда паршивый интеллигент, мне бы хотелось объективности. И мне бы хотелось, чтобы, с одной стороны, подчеркивали то, что партия и административно-бюрократическая система делали, было бы выложено полочках. И там был бы музей, и все бы всегда знали, что она много чего сделала - партия и бюрократическая система. А с другой стороны, я бы выкладывал на другой полочке или на другой этажерке все исторические и философские возражения против этого строя, этой системы организации.
Я не знаю, отвечаю ли я на Ваш вопрос и точно ли отвечаю, но, во всяком случае, я говорю искренне и откровенно. Многое меня не устраивает, но я далек от того, чтобы охаивать эту систему. Я полагаю, что это было необходимое и единственно возможное. Я поэтому настаиваю на объективности и только. Вот тут я бы поставил три точки и прервал бы эту часть своего ответа, хотя полагаю... А, наверное, одну часть я пропустил и об этом надо сказать...

Я полагаю, что это сегодня, сейчас - долг нашего народа перед всем миром. Надо очень точно, научно, не боясь правды, описать то, что было в нашей стране, описать это как особую социально-экономическую систему, говоря языком Маркса. Чтобы предостеречь народы всего мира от повторения этого пути. В этом я вижу задачу нашего поколения, поскольку молодежь прошла все это, изжила все это. И ей это, как говорят во дворе, до фени. Она спокойна и уверена, поскольку не проходила нашего пути. Но мы обязаны рассказать всему миру о том, чем был социализм по-настоящему. И вот тут я должен сказать самые неприятные вещи, которые говорю с известным страхом, поскольку понимаю, что это тема невероятно сложная, и я слишком большую ответственность на себя беру.
Но уж раз Вы спросили, я должен говорить до конца, во всяком случае, не скрывая ничего и не обманывая. Я полагаю, что социализм другим и не мог быть. Он всегда вот такой, строящийся на репрессиях и уничтожении всех инакомыслящих. А поэтому я думаю, что это вовсе не высшая, не передовая форма общественно-экономической организации, как нас учили. Это есть возвращение к феодальным условиям жизни, к крепостничеству.

И лично я понимаю историю России таким образом, что в условиях нарождавшегося и получающего силу буржуазно-демократического движения, большевики выполнили одну историческую функцию - они остановили это буржуазно-демократическое движение и вернули все к условиям феодальной организации.
Больше того, понимание этой стороны дела вынудило меня начать обсуждение о ходе истории. И я вообще полагаю, что история есть история феодальных обществ. И только феодальные общества являются по-своему устойчивыми и надежными. А дальше есть переходные периоды. Я бы об этом говорил на языке физики - есть стационарные процессы, квазистационарные и переходные.
Больше того, понимание этой стороны дела вынудило меня начать обсуждение о ходе истории. И я вообще полагаю, что история есть история феодальных обществ. И только феодальные общества являются по-своему устойчивыми и надежными. А дальше есть переходные периоды. Я бы об этом говорил на языке физики - есть стационарные процессы, квазистационарные и переходные.
Так вот, для меня буржуазно-демократический строй - есть переходный период при переходе от одной феодальной формации к другой феодальной формации. И как переходный, он является самым демократическим, самым симпатичным для меня.

Поскольку там центр всего - есть свобода индивида, личности. А все остальное есть господство жестких социальных систем.
Отсюда - моя совершенно особая позиция - я с большой симпатией отношусь к происходящим, развивающимся сейчас в нашей стране буржуазным процессам, направлениям, течениям, и полагаю, что они действуют правильно. Но с другой стороны я про себя говорю: "И все равно ничего не выйдет". Вы можете растянуть переходный период, но вы все равно возвращаетесь к устойчивым состояниям, которые всегда есть та или иная форма феодализма". И это есть судьба человечества.
Такие у меня пессимистические взгляды. Хотя может быть бoльшая свобода или мeньшая свобода. И вроде бы от нашего образования, от нашей культуры зависит, какой строй у нас будет. С откровенными репрессиями и убийствами или с завуалированными репрессиями и убийствами. Я предпочитаю последнее. Я боюсь гражданской войны и повторения братоубийства. Теперь Вы наверняка услышали все. Что я не сказал, Вы достроите сами. Вы понимаете, с кем Вы имеете дело и в чем мои убеждения. Поэтому я остановился бы на этом и переходил бы к сути дела.
Есть еще какие-то вопросы, уважаемые коллеги?

Наталья Конрадова беседует с Александром Эткиндом
То, что сейчас происходит, не имеет никакого сходства с СССР
источник: © PublicPost, 22.05.2013 11:09

— В любых общественно-политических новостях интеллигенция моментально замечает следы ужасного прошлого. "Совок" действительно наступает, или мы переживаем какую-то совсем другую, новую формацию? Мы знаем, что это? Знаем, знаем. Я профессионально занимаюсь исторической памятью, и меня особенно интересует, как она используется и употребляется, например, в сегодняшней России. То, что сейчас происходит, не имеет никакого сходства с СССР и никакой преемственности. Разве что это одна и та же географическая территория — важный фактор, но не определяющий. Тех людей, которые орудовали во времена сталинизма, уже не существует, сейчас живут их внуки, третье-четвертое поколение. Возможна ли была при Сталине Скойбеда с абажурами (колумнист "Комсомольской правды", которая написала "Порою жалеешь, что из предков сегодняшних либералов нацисты не наделали абажуров" — так она ответила политику Леониду Гозману, сравнившему СМЕРШ с СС — прим. ред.)? Нет, тогда был совсем другой язык. Или вот чиновники-олигархи и их гигантские состояния за границей.

Было ли такое при Сталине? Этого просто не было и близко. Была коррупция, но это были детские слезы по сравнению с нынешней коррупцией. Как сейчас живет простой москвич? Он ездит в Турцию или южную Индию, и для него это очень важно — это центр его существования. И вся нынешняя политэкономия и социальная психология — совершенно другие. Этот режим не такой, как был тогда. И преемственности с тем режимом никакой нет, она была разрушена. Тот режим убивал гораздо больше, а воровал гораздо меньше. Между ними полвека непрерывных реформ, секретных докладов, разоблачений, покаяний. И страна называется по-другому.
— Гимн остался.
Есть некоторое символическое возвращение, например, когда Путин говорит, что нам надо сформировать оборонзаказ, как это было при Сталине. Но ссылки на сталинизм, скорее, прикрывают интересы власти. В интересах власти — прикидываться совками, имитировать политическую преемственность.

— Почему?
Так работает память — люди многое помнят в этой посткатастрофической ситуации. Даже исследователи называют нынешний период "постсоветским", хотя уже 20 лет прошло. Имя для этой эпохи можно придумать, но нет политической воли, чтобы как-то иначе ее выстраивать.
— Что такое "посткатастрофический"?
Советский режим был большой катастрофой. Я в свое время писал статью про столетнюю революцию, которая продолжалась с 1905 по 2005. Условно. Это перманентная революция, которую когда-то так хотели, и она случилась. В ней были пики глобального насилия, как сталинский террор или война. А нынешний режим — это государственный бандитизм.
— Значит, у интеллигенции фантомные боли, раз она все время вспоминает Советский Союз?
У нее совершенно реальные боли. Она потеряла свое место и свое значение.

Во время перемен интеллигенция была лидером, какое-то время сохраняла лидирующие позиции и соединяла лучшие из миров - у нее появились новые возможности и оставались советские привилегии: Академия наук, квартира, блат при поступлении в университет. Эти привилегии постепенно отбирались - сначала из общих соображений экономии, а потом в целях социальной и политической борьбы с недовольными. Это история, которую еще никто не написал. Мы с вами можем написать. Хотя она еще и не закончилась.
— Власть все больше и больше посягает на ценности, которые еще недавно казались незыблемыми. Вы видите эту тенденцию?
Да, и многое еще впереди. Система работала на соглашении: власти могли зарабатывать любые деньги безо всякого контроля населения. Население не возражало, пока его собственное благосостояние росло. В какой-то момент выяснилось, что соглашение не работает. Возникло протестное движение, и власти почувствовали опасность, которая исходила из определенных социальных групп - в основном от интеллигенции. Но и народ будет все больше недоволен. Сам народ об этом еще не знает, знают специалисты во власти, и они в панике. Благосостояние - это все, что у них есть, и они принимают превентивные меры. Есть еще люди типа Скойбеды, которые бегут впереди паровоза и думают, что им что-то перепадет. И, наверное, они правы - им действительно перепадет.

— Как можно одновременно писать законопроекты о наказании за оправдание фашизма и допускать фашистские по сути публикации про абажур? Мы можем как-то реконструировать эту логику?
Фашисты - это враги, с врагами нужно бороться, Гозман тоже враг, значит, он тоже фашист. Хотя это, конечно, никакая не логика.
— Видимо, они что-то другое имеют в виду под словом "фашизм".
Слово "фашизм" вообще не имеет большого смысла. Исторически это "нацизм". В политическом дискурсе "фашизм" значит "очень плохо". Это как матерное ругательство, обсценная лексика.
— Вы сказали, что властям еще есть, куда двигаться. Куда именно? Они же не закроют "железный занавес", потому что тогда люди не смогут ездить в Турцию.
Я думаю, что они введут выездные визы, как это было раньше, чтобы контролировать границы. Скойбеда хорошо себя ведет и может выехать, а вы - нет. Они уже начали это делать: человек, который в долгах, уже сейчас не может выехать. Ну и к холодной войне дело идет. Эдвард Лукас из "Экономиста" лет пять назад написал книжку "Новая Холодная война". Его все критиковали, но он был прав.
— Мы оперируем понятиями "железный занавес" и "холодная война", хотя вы сказали, что современная Россия не имеет никакого отношения к СССР.
Генералы всегда готовятся к будущей войне, но все, что они могут сделать - это приготовиться к прошлой войне. Просто у нас нет других слов и понятий.

Я называю это "моделью памяти" - те образы и конструкции прошлого, которые применяются для понимания настоящего.
— Память так работает везде и во все времена?
Да, особенно у экономистов и генералов. Но в России посткатастрофическое сознание, здесь модели памяти работают более интенсивно.
— Вы говорили, что события, которые происходили сто лет назад, как, например, фашизм или сталинизм, обсуждаются до сих пор, и назвали это "перенасыщенностью" российской памяти. У вас есть какое-то объяснение этому?
Вообще людям не свойственно помнить события такого далекого прошлого. В России это объясняется двумя факторами. Первый - это масштаб катастрофы. Очень многие погибли. По социологическим опросам, у каждого четвертого россиянина родственники погибли в ГУЛАГе. Второй - непроработанность этой катастрофы в публичной речи, ее непохороненность. Нет никаких коллективных ритуалов, никаких культурных форм. Во времена перестройки культурная сфера бурлила - был фильм "Покаяние". Позже выпустили пятисотрублевую купюру с изображением Соловецкого монастыря времен ГУЛАГа. Вы знаете историю про пятьсот рублей? Когда на Соловках появился лагерь, сделали крыши с пирамидальными перекрытиями. Такими, как на пятисотрублевой купюре, Соловки выглядели так только во времена ГУЛАГа - в 1960-е луковицы восстановили.

А в новой купюре, которую Центробанк выпустил пару лет назад, уже нарисованы луковицы. Значит, каждый россиянин носил в своем кармане памятник.

— Это не может быть памятником, потому что россиянин носит изображение ГУЛАГа, не зная об этом.
Так часто бывает с памятниками. Человек идет мимо Медного всадника, но не думает о Петре Первом. В купюре сообщение зашифровано, и расшифровка ждет своего часа. Непонятно, кто это нарисовал в 1990-е годы.

Моя гипотеза в том, что это была идея Дмитрия Лихачева увековечить ГУЛАГ - других памятников поставить не удалось. В его книге мемуаров есть именно такая картинка лагеря. Но это моя спекуляция, доказательств нет. В любом случае, кто-то это специально сделал.

В.Сааков
Дизайн = средства и методы реализации замыслов разного рода
источник: © http://priss-laboratory.net.ru/T.E.X.T.S.-/design-cult-land_1.htm#x

(...) Как и подобает картине, она дана в изображении - в изображении каркаса, который я наметил выше и на который навешаны перечисленные тематические и проблемные фрагменты.

Картина, разумеется, шире фрагментируемых проблем и тематизмов и композиционно выполнена как негатив/позитив. Шире уже постольку, что композиционно основывается на схеме мыследеятельности (Щедровицкий Г.П., 1987). В 1960-70 г.г. картина дизайна строилась на схемах, представляющих деятельность (Генисаретский О.И., 1990).

Картине предпослано название – "дизайн и реализационный метод", т.к. в соответствии с ее сюжетом практика дизайна исповедует реализационную, а не проектную идеологию.

КАРТИНА ДИЗАЙНА

Таким образом, картина должна погрузить нас в особый организационный проект. Особенность его в том, что:

это и оргпроект представления (пред-ставливания), репрезентации реализационного дизайна, это замысел его образа, способа видения,

и это оргпроект комплекса должных и возможных мероприятий по вхождению в сферу реализационного дизайна(11).
Картина плюс оргпроект – это и план-карта дизайна, первый шаг к его культурному ландшафту, т.к. ею фиксируется топография дизайна. С акцентом на "топо-". Топическое устройство дизайна в любой из трех версий его становления (12) отличало его от "монолитности" со-временных ему практик и деятельностей (13).
Дело даже не в интеллигибельном характере многих (прошлых и настоящих) занятий дизайна, не в информационных технологиях и сетевой организации большинства его работ и взаимодействий, не в виртуализации механизмов и продуктов.

Дело в том, что география и территория (в широком смысле) есть негативный ресурс дизайна. Художественные практики и научные занятия не мыслимы вне опоры на позитивный ресурс их территории.
Инженерная деятельность не удовлетворяется даже "естественными" ресурсами, усложняя свою территорию различными инфраструктурами. Дизайн, и это сегодня очевидно, прокладывает маршруты и основывает свои занятия практически на любой территории.

Итак, я подошел к главному персонажу любой карты – к территории. Территория (географическая, экономическая, культурная, историческая…) не есть обстоятельства дизайна, как это обстояло с большинством профессий прошлого и со многими из настоящего.

Интрига для меня здесь заключается в следующем. Какое-то время назад повсеместный оборот получил термин "архитектура".

Преследуя даже сугубо филологические интересы (и оставляя в стороне профессиональную ревность), можно было выяснить характер употребления термина – от метафорического до квазипонятийного. Выявляемое обращение термина никак не указывало на некоторое единство практической области. Более того, робкие надежды на экспансию "архитектурной ментальности" (что тешило бы профессиональное самолюбие) в целом оказались не состоятельны (14).

И вот очередное искушение – с термином "дизайн". Теперь надежда, как будто бы, имеет веские основания. Эти основания я пока не буду иметь в виду непосредственно как реальные основания. Указания на них будет происходить из соотнесений с моей "картиной дизайна" ( рис.1). Это опосредование будет необходимо до тех пор, пока будет требоваться объяснение единству практики "дизайнов".
(...)
читать дальше>>>

в заключение

(материал готовится к размещению)

оставить сообщение для PRISS-laboratory

© PRISS-design 2004	социокультурные и социотехнические системы priss-методология priss-семиотика priss-эпистемология культурные ландшафты priss-оргуправление priss-мультиинженерия priss-консалтинг priss-дизайн priss-образование&подготовка
	главная о лаборатории новости&обновления публикации архив/темы архив/годы поиск альбом



	с 15 январь 2013
	последнее обновление 03 декабрь 2014 22 июнь 2014 28 март 2014 23 март 2014 23 январь 2014 06 январь 2014 27 декабрь 2013 10 декабрь 2013 07 декабрь 2013 24 ноябрь 2013 05 ноябрь 2013 31 октябрь 2013 13 сентябрь 2013 06 сентябрь 2013 20 август 2013 11 август 2013 24 июль 2013 17 июль 2013 06 июль 2013 21 июнь 2013 17 июнь 2013 27 май 2013 20 май 2013 12 май 2013 07 май 2013 03 май 2013 01 май 2013 22 апрель 2013 18 апрель 2013 04 апрель 2013 28 март 2013 25 март 2013 04 март 2013 02 февраль 2013 19 январь 2013